Мать, кстати, так и не затеяла с ней тот разговор, которого она так боялась, и лишь изредка бросала на нее неодобрительные взгляды. А после того, когда минуло больше месяца, и Дариус по всем расчетам должен был вернуться, а его все не было, они стали совсем уж осуждающими.
Элика первой увидела приближающихся к Лоринту людей, и сердце у нее екнуло от радости — ну наконец-то! Ноги сами понесли ее навстречу показавшимся людям, но ей удалось справиться с ними — вот еще, побежит она, есть же у нее гордость! А еще она очень боялась того, что Дариус при встрече посмотрит на нее совсем иначе — холодно и равнодушно. Ведь там, в большом городе, девушек полным полно, а он такой мужчина, что, наверное, они сами вешаются ему на шею, только пальцем помани.
Приглядевшись, девушка поняла, что ошибалась. Это торговцы, время от времени посещавшие Лоринт, чтобы привезти кучу необходимых товаров, и их ждали.
Ждали, потому что скоро наступят осенние затяжные дожди, превращающие дороги чуть ли не в топь. Затем реки покроются поначалу тонким и потому непроходимым льдом, и только уже потом, к празднику Небесных Огней, а наступает он в середине зимы, дороги, наконец, станут такими, что в Лоринт можно будет добраться снова. До распутицы все меньше времени, и если Дариус не сможет вернуться до ее наступления… А еще в последнее время Элику все чаще посещала мысль, что все произошедшее с ней всего лишь сон, и, если бы чуть ли не на треть разоренный Лоринт, то и напоминаний о нем не осталось бы. Кроме тех, конечно, что хранит она в своем сердце.
Торговец, рыжеволосый и синеглазый Кранвил, прибывший вместе с двумя помощниками при пяти вьючных лошадях, как обычно, остановился на небольшой площади Лоринта, напротив дома деревенского старосты Лидена. До заката оставалось немного, но, конечно же, ни у кого не хватило терпения ждать завтрашнего утра. Вместе со всеми пришла на площадь и Элика, хотя Кранвил никогда ей не нравился: уж очень у него масляные взгляды. И еще он норовит каждый раз под каким-нибудь предлогом к ней прикоснуться. А ведь он много старше ее, да и дома у него остались жена с детишками.
Но как тут удержишься, когда так интересно услышать, что происходит там, в большом мире. И еще была легкая надежда хоть что-то услышать о Дариусе. Услышать хотя бы брошенное невзначай словечко. От старосты Лидена она знала, что он просил Дариуса заглянуть к торговцу и передать тому какое-то поручение.
На это раз все началось как обычно. Кранвил, улыбнувшись девушке, мазнул по ее фигуре таким взглядом, что Элика, не сдержавшись передернула плечами, до того он ей не понравился. Но затем произошло неожиданное.
— Тебе, красавица, кое-что передать просили. Не догадаешься от кого, только за поцелуй и отдам, — на что Элика только фыркнула — не дождешься, но сердце у нее забилось часто-часто.
Нет у нее знакомых в большом мире, а это значит!.. Девушка даже дыхание затаила.
Кранвил, нет дождавшись от нее ни слова, подошел к сложенному под навесом товару, долго копошился в нем, пока, наконец, не извлек из груды тюков немалый в размерах кожаный дорожный мешок.
— Держи! — протянул Кранвил суму Элике, причем с таким видом, словно это был его личный подарок, и теперь девушка чем-то ему обязана.
Элика взяла мешок, и, сделав самый равнодушный вид, как будто получать посылки для нее самое обычное дело, под любопытные взгляды окружающих поставила его возле самых своих ног. Мешок оказался не столь тяжелым, как можно предположить на вид, и явно набит чем-то мягким.
Постояла еще немного, прислушиваясь к разговору лоринтцев с торговцем, и пошла к дому, изо всех сил стараясь ступать неторопливо. Внутри дома терпение ее покинуло моментально, и потому она не стала развязывать узлы на плотно затянутой веревкой горловине мешка, а перерезала их ножом.
— Нет, конечно, и Дариус такой же, как и все остальные мужчины — за ним нужен глаз да глаз, иначе натворит всяких глупостей, — рассматривала она извлеченный из мешка предмет, вертя, крутя его перед собой на вытянутых руках. — Ну, может быть и не совсем такой, ведь только от его взгляда у нее почему-то начинают слабеть коленки, а в груди становится сладко-сладко. Но
ума то у него точно, как и у всех остальных мужиков нет! Ну зачем, спрашивается, ей, здесь, в Лоринте, такое платье, сразу видно — дорогущее! В таком и благородной госпоже не стыдно будет на званный обед заявиться. Ткань даже в полумраке дома переливается, а какая мягкая, будто котенка гладишь! А сколько золотых и серебряных нитей на вышивку ушло! Ну куда она в нем в Лоринте, куда, спрашивается?
Куда надеть сафьяновые сапожки, синие, в тон платью, сплошь украшенные по голенищу серебреными узорами? В них же только по избе и ходить. А этот обруч, украшенный темно-синими камешками, не иначе сапфирами, ведь он же явно из золота!