— Сначала выбрали именно вас, чтобы вы открыли дверь, а потом вы хвалите грабителей за добрые дела. В конце же вы с их главным остаетесь наедине, а он отказывается от хорошей наживы. Драгоценности и золотые монеты, которые лежали в сберегательных ячейках, могли стоить несколько миллионов. — Я должна глубоко вдохнуть и выдохнуть, чтобы не потерять контроль, но прежде, чем я успеваю что-либо сказать, он продолжает холодным тоном: — Я вам не верю.
— Что, простите? — я в ужасе смотрю на него.
— Вы имеете привычку лгать...
— Этого просто не может быть! — я подскакиваю и со злостью шиплю на него: — Вы до сих пор мне не верите? Или вы прекрасно знаете, что сделал мистер Андерсен, и прикрываете его?
— Хорошо, это уже зашло слишком далеко. Пожалуйста, оба успокойтесь! — вмешивается главный комиссар, вставая между мной и моим начальником.
— Пожалуйста, сядьте на свои места...
— Я не позволю называть себя лгуньей после всего, что произошло за последние недели, и особенно сегодня! Не на вас был направлен пистолет, а на меня! — первый раз за сегодняшний день я чувствую, как слезы подступают к глазам.
Но не сейчас.
Не здесь.
Я не хочу плакать, потому что этим я покажу свою слабость и эмоциональность. И таким образом стану легкой добычей.
Так что смотрю в сторону и делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы снова взять себя в руки.
— Вы врете! Обвиняете сотрудника, проработавшего здесь много лет, только для того, чтобы извлечь для себя выгоду... — выплевывает мистер Негрони и полный злости ходит туда-сюда.
— Это просто не может быть правдой! Почему я должна...
— Замолчите оба! — мистер Блех повышает голос и становится передо мной, так что я сразу замолкаю.
Потом он поправляет свою униформу и идет в сторону стола. Он выглядит как учитель, и поворачивается к начальнику филиала:
— Что именно произошло?
— Сейчас все объясню, — отвечает мистер Негрони.
— Я бы хотела рассказать сама! — начинаю я, а потом поясняю. — Иначе вам будут предоставлены ложные факты!
— Мисс Честел, успокойтесь, наконец! Мне уже начинает это надоедать! Сначала эти ложные обвинения, потом продолжаете врать и просто так отдаете грабителям двадцать миллионов швейцарских франков!
К счастью, прежде чем я успеваю отреагировать, вмешивается главный комиссар:
— Не спешите, мистер Негрони. Присядьте. — Но мой начальник не сдвигается с места.
— Сядьте! — повышенным тоном требует уважения главный комиссар, так что мистер Негрони снова садится на место.
— Во-первых, когда я разговариваю, присутствующие в комнате молчат. Я задаю здесь вопросы и решаю, кто мне будет на них отвечать. Всем понятно?
— Да, — отвечаю ему, в то время как начальник филиала только молча кивает.
— Хорошо. Прежде, чем я продолжу задавать следующие вопросы, хочу сказать, что не похоже на то, что мисс Честел добровольно передала грабителям деньги. Вам должно быть понятно, что она хотела защитить своих коллег и клиентов. Я думаю, так поступил бы каждый.
— Вы вонзили мне нож в спину... — бормочет мистер Негрони, устало отклоняясь назад.
— Я этого не слышал! — зло говорит главный комиссар и поворачивается ко мне. — Итак. О чем идет речь? Расскажите, пожалуйста.
Мне дают слово.
И я пользуюсь этой возможностью.
Если повезет, то из-за поведения моего начальника возникнут определенные последствия для него и мистера Андерсена.
4. БРАТЬЯ
— Я проходила обучение в этом банке. В самом начале я была помощницей в разных отделах, чтобы познакомиться с каждой сферой деятельности, даже если моей целью было работать в кредитном отделе. Я хотела организованной работы в офисе, за компьютером... — я начинаю свой рассказ, оба комиссара слушают, в то время как главный комиссар до сих пор стоит перед столом и смотрит на меня. А мистер Негрони вообще от меня отворачивается.
— Я всегда мечтала работать в большом банке. Мои родители открыли здесь свой первый счет, поэтому для меня было ясно, что я хочу работать именно здесь. Обязательно. Даже само здание, фасад, история...
— Ближе к теме, мисс Честел, — просит мистер Блех.
— Извините, пожалуйста. Я просто хотела подчеркнуть, насколько важно мне мое рабочее место, и с каким удовольствием до недавнего времени я приходила на работу.
— А сейчас это не так? — скептически спрашивает главный комиссар.
— Я знаю, как это сейчас звучит для вас, но нет, после этого случая, работа не приносит мне удовольствия.
— А как это для меня звучит? — интересуется он.
— Как будто я имею отношение к ограблению. — Иначе, почему они меня изолировали и решили опросить отдельно от других свидетелей?
Все присутствующие молчат, и я мысленно переношусь в день, когда все изменилось.
— Это был понедельник. Начало октября... — говорю я и закрываю глаза. Я сжимаю руки в кулаки и пытаюсь вспомнить как можно больше деталей.