На листке бумаги действительно была красная линия, синяя рябь, салатовое поле слева внизу и розоватый символический рассвет. Еще не понимая, что делает, она коснулась картины рукой, ожидая, что испачкает палец в краске, но та словно впиталась в бумагу и уже застыла. Палец остался чистым. Да и на масло это совершенно не было похоже: иначе на негрунтованном листе должны были остаться жирные разводы. А тут пигменты легли ровно, как на настоящий холст.
Анна в растерянности посмотрела на кисть, но та была абсолютно чистой.
– Чертовщина какая-то, – прошептала она и провела кистью по бумаге.
Естественно, ничего не произошло.
Она закрыла глаза, представила себе замес свинцово-серого, с голубым отливом, макнула в него кисть и провела по листу, обозначая тучу, и тут же открыла глаза. Туча была на месте. Кисть осталось чистой.
С этим нужно было разобраться.
Анна представила себе палитру и чистый черный цвет на ней. Как правило она вообще не выдавливала сажу, но сейчас хотелось чего-то радикального. Только на этот раз глаза она не закрывала. Кисть на первый взгляд так и осталась чистой, но, когда она коснулась поверхности листа, там тут же осталось безобразное черное пятно. И снова, и снова. Она, как завороженная, тыкала кисточкой в бумагу, оставляя своего рода азбуку Морзе поперек начатой было картины.
А зачем тогда нужна воображаемая палитра? Анна придумала новый сложный цвет и нанесла его на лист. Сработало!
Она оглянулась по сторонам и подошла к окну. Почему палитра – это обязательно доска с красками? А что, если поступить так? Анна ткнула кисточкой в небо, которое в тот день было ослепительно голубым, таким летним и нехарактерным для сентября.
Голубой лег на картину широкой полосой, повторяя размашистый жест художницы. Настоящий небесный цвет, настолько яркий, что из знакомых ей пигментов такой никогда не замешать.
Анна медленно опустилась на ближайший стул и уставилась на картину.
В таком состоянии ее и застала Тайра.
– Ой, – раздалось от двери. – Извини, не знала, что тут кто-то прячется.
Анна даже не взглянула на нее. Якутка ее вообще не волновала. Главное, что это не администрация, и ладно. У нее сейчас был другой повод для беспокойства.
– О, это ты нарисовала? А что это? Никак не пойму.
Тайра подошла ближе.
– Просто тренировка, – пробормотала Анна.
– А чем ты рисуешь? – Тайра оглянулась, но все полки и столы в помещении были пусты.
– Хотела бы я знать.
Анна растерянно посмотрела на Тайру.
Та почему-то вообще не удивилась. С непонятным азартом пододвинула стул, села рядом и потребовала:
– Покажи!
Повода скрывать от нее то, что случилось, не было. Может быть, лишняя пара глаз – это даже хорошо, а то Анна уже забеспокоилась о своем психическом здоровье. Она ткнула кисточкой в зелень парка за окном и быстро набросала на бумаге листву.
Тайра улыбнулась.
– Ты тоже ведаешь! Тоже творишь волшебство!
– Что значит тоже? – Анна обернулась к ней.
И тогда Тайра рассказала о своих браслетах-защитниках.
Через сутки на запястье Анны уже красовался странный кожаный браслет с вплетенным в него маленьким аметистом – Тайра сказала, что привезла его с берегов своей реки Чулым – и ягодой рябины. Проверять его защитные свойства поводов, слава богу, не было, но он давал ощущение спокойствия и уверенности, так что снимать его совершенно не хотелось.
Тогда-то Анна и написала первую в Даксфорде настоящую картину. В подарок Тайре, чтобы хоть чем-то отблагодарить за браслет. Это был реалистичный пейзаж. Анна не любила такие рисовать, но ей казалось, что абстракцию девушка из глубинки не оценит. На большом куске картона она изобразила море. Бушующее, с разбивающимся о высокий берег прибоем, разлетающимся белой пеной над черными мокрыми камнями.
Тайра была в восторге. Вот только уносить картину к себе в комнату не решилась. Оно и понятно – кто его знает как на это отреагирует администрация. В итоге подарок так и стоял на полу в мастерской прислоненный к стене, а его хозяйка иногда прибегала к Анне, чтобы полюбоваться пейзажем.
Так что она совсем не удивилась, когда после урока с откровениями директрисы Тайра опять пришла к ней, пока Анна писала новую абстракцию по настроению, села на стул у картины, подперла подбородок кулаками и уставилась на море.
– Я только что выяснила, что мы с тобой не одни такие, – неожиданно сказала она.
Анна отвлеклась от рисования:
– Да? И кто же еще?
– Не уверена, что могу раскрывать имена. Мне доверили тайну. Так что пойми и прости. Но теперь я подозреваю, что таких, как мы с тобой, много. Я имею в виду в этом классе.
– И что, все рисуют?
– Нет. Кое-кто умеет уходить в зеркала и прятаться там. Кого-то защищают невидимые силы. Куда мощнее, чем мои браслеты. Наверняка есть что-то еще.
– Уходить в зеркала? – Анна задумалась. – Прикольно. Прямо как Алиса.
– А ты бывала на море? – спросила вдруг Тайра.
– Конечно. Я же из Питера.
– Здорово. А я ни разу. Оно правда ревет, как медведь?
– Если сердится. А бывает спокойное и ласковое, как руки матери.
– Хотела бы я там оказаться!