Читаем Даршан Шри Анандамайи Ма полностью

После того, как Она вообще перестала есть рис, Она даже не могла его распознать. В Шахбаге была служанка из кахара[28], которая ела рис. Когда Мать это увидела, Она сказала, улыбаясь: «Что она ест? Как хорошо она жует и глотает! Я тоже буду есть с ней». Однажды Она нашла собаку, которая ест рис, когда она начала жалобно говорить: «Я хочу есть, я хочу есть». Когда таким импульсам помешали, Она некоторое время лежала на земле, как раздраженная маленькая девочка. Однажды Мать сказала о Своем согласии: «Человек пытается отказаться от старых привычек. Но мои пути совершенно другие. Я придумываю средства, чтобы мои старые привычки могли быть восстановлены. Вы должны кормить меня тремя зернами вареного риса каждый день, иначе я потеряю привычку есть рис, точно так же, как я забыла использовать свою руку для приема пищи».

Те, кто кормил Мать, должны были быть начеку, чтобы увидеть, что Ей не дали ни одной частицы сверх того, что Она указала. Они должны были вести чистую жизнь самоконтроля; кухонная утварь должна содержаться в чистоте и порядке. В противном случае Она не смогла бы проглотить еду, иначе Ее лицо отвернулось бы, или Она автоматически покинула бы свое место. Мать говорила: «Нет никакой разницы между этим телом и комком глины; я могу есть еду, лежащую на полу или в любом другом месте, любым способом, который вам нравится, но для вашего обучения, соблюдения гигиены, соблюдения чистоты необходимы другие правила и социальные обязательства, поэтому мое тело автоматически следует этим правилам».

В течение длительных периодов воздержания от нормального количества пищи Она не уклонялась от своих обычных домашних обязанностей и не теряла своего естественного очарования. Впоследствии постепенно все дела Ее семейной жизни стали ослабевать. Всякий раз, когда Она пыталась сделать какую-то работу по дому, Ее тело переставало функционировать, и Она обычно лежала на полу, совершенно оцепенелая. Иногда Она жгла руки и ноги у кухонного огня; в других случаях Она ушибалась по другим причинам, но Она не осознавала этих несчастных случаев.

Мать говорит: «Никто не может бросить работу силой воли; когда его карма исчерпана, вся работа автоматически прекращается».

С мая 1926 года строгость правил, касающихся Ее диеты, начала ослабевать. Но то, что Она ела, было, в конце концов, крайне мало; это можно назвать рационом маленького ребенка. Через четыре или пять лет после того, как Она перестала говорить о еде Своей рукой, некоторые из Ее бхактов выразили свое огромное желание увидеть, как Она сделает это снова. По их просьбе Она согласилась попробовать и села с накрытыми перед ней блюдами. Но, положив в рот щепотку еды, Она дала некоторые другим и потерла остальное на пол. Она не могла есть вообще. После этого никто никогда не просил Ее есть своими руками. Она сказала: «Я смотрю на все руки как на свои; на самом деле я всегда ем своими руками».

С первых дней Ее жизни все заметили Ее умение в аккуратном домашнем ремесле, кулинарном искусстве и милостивую манеру развлекать гостей. Что бы Она ни сделала, это было сделано до совершенства. Она могла очень красиво крутиться и плести ткань на ткацком станке; Ее рукоделие, чулочно-носочные изделия и тростниковая работа были превосходны; они показали исключительную степень интеллекта и мастерства. Когда Она находила, что другие не в состоянии выполнить какую-либо работу, Она приходила им на помощь и, к их удивлению, с легкостью выполняла ее. Еда, приготовленная Ей, была восхитительной, и поэтому, где бы ни происходил праздник, Ей всегда предлагалось руководить приготовлением пищи.

Мать испытывала огромное удовольствие, раздавая еду всем, как взрослым, так и детям. Она отказалась бы от еды и всех личных удобств, чтобы удовлетворить других. Однажды, когда садху приехал из Гуджарата в Шахбаг, Дакка; подолом Своего сари Она вытерла его место и развлекла его Своим обычным смирением и сладостью. Блюдо с едой было так аккуратно подано, что казалось освященным Ее великой любовью и самоотверженным духом служения. Уходя, садху сказал: «Сегодня я взял пищу из рук Матери мира; мне никогда в жизни не служили с такой большой заботой и чистотой».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное