Дарующая жизнь (СИ)

– Владыка! – не вставая, склонился Милит. – Я дал клятву, и остатков моей силы хватило на то, чтобы она была истинной. Но если я вдруг поругаюсь с каким-то человеком…

– Ты будешь за это отвечать по законам людей.

– И меня всего лишь повесят? – с надеждой спросил Милит. Точно – шут.

– Чего захотел, – засмеялся Маркус. – Чтоб тебя повесили в Сайбии, надо совершить что-то посерьезнее, чем подраться. Вот выпороть тебя могут основательно. Или в крепость упечь. Мало ли наказаний. Только эльфов и правда не любят и здесь.

– Ну и за что, спрашивается? – пригорюнился Милит. – Мы такие красивые, умные… Неужели за это?

– Нет, – сухо ответил шут, – за то, что вы презираете людей, таких некрасивых, мало живущих, плохо образованных и не умеющих так быстро бегать. Наверное, тебе бы тоже не понравилось, если бы на тебя смотрели, как на мокрицу или паука.

– Разве я смотрю на Проводника, как на мокрицу? – прищурился Милит. – Или на вашего смешного мага? Или на Светлую? Или на тебя, полукровка?

– Перестаньте ругаться, – попросила Лена. – Как дети, честное слово. Милит, у вас появился шанс… то есть возможность начать новый этап истории. Вы больше не эльфы Трехмирья. Вы эльфы Сайбии. И от вас зависит ничуть не меньше, чем от людей.

– Поэтому, – кивнул Лиасс, – ты, Милит, будешь помнить о клятве и с уважением относиться к людям. Слышал? С уважением. И даже если тебя оскорбит человек, ты стерпишь.

– Ты не станешь опускатьсядо ссоры, – поддержала Лена. – Каждому трамвайному хаму не набьешь морду, эльф он или человек.

– Трамвайный хам – это я? – осведомился Милит. – А что это такое? То есть я, кажется, представляю себе, однако хотелось бы уточнить.

– Это человек, ссорящийся ради ссоры. Получающий удовольствие от ругани. С радостью унижающий того, кто слабее. А люди, наверное, слабее эльфов, Милит, – выпалила Лена, – так что будь великодушен.

Эльф помолчал, сосредоточенно разглядывая свои руки, потом поднял глаза.

– Я обещаю тебе, Светлая.

Лиасс удовлетворенно кивнул. Местный бунтарь и хулиган? Непокорный ксенофоб? Конечно, у него есть полное право не любить людей, Лена бы тоже разлюбила…

А ведь, похоже, что и разлюбила. Ей не хотелось возвращаться в Сайбу, в уютные зеленые комнаты, к мягкой постели и ванне с горячей водой. Сайба ассоциировалась с площадью, заполненной толпой, а площадь, заполненная толпой, в свою очередь, – с холмом, забитым людьми и рвущейся с поводка собакой рядом с крепко сколоченным эшафотом. В Сайбе казнь шута был развлечением.Его даже не ненавидели. Может быть, и симпатизировали. Но собрались, чтобы посмотреть на его кровь. Пари заключали, сколько ударов он выдержит. С интересом ждали, когда он запросит милости. А если бы не попросил, то просто удивились бы: ну и чего захотелось такую смерть принять? Посудачили бы, повздыхали, покачали головами – и благополучно забыли. Пошли бы смотреть выступления жонглеров. А что? Тоже интересно.

Не исключено, что эльфы не лучше. Они ведь тоже развлекаются своеобразно: ставят к дереву человека и тренируются в стрельбе из лука. Нет, не по человеку стреляют, а как раз чтоб его не задеть, а промах и кровь вызывают не сочувствие, а смех над мазилой. И кто знает, какие у них еще есть хобби. Вон Маркус помнит, что во время войны эльфы просто не брали пленных. То есть там, где они проходили, людей не оставалось вовсе – ни женщин, ни детей, ни старух древних. Да, не мучили, не скармливали собакам, деловито резали, зато всех – поголовно. Потому что люди. Как люди в Трехмирье убивали эльфов, потому что эльфы. Форма ушей другая, рост побольше, глаза покрасивее. А гены или там хромосомы все равно одинаковые, иначе не было бы полукровок.

Эльфы переговаривались, потягивая вино, улыбались, но напряжение висело в воздухе, Они не знали, чего ждать от людей. Может быть, Родагу они верили, но Родаг – еще не все королевство. Чужих не любят нигде. Пришельцев не жалуют. Пусть этой землей люди не пользовались, пусть принадлежала она короне, но кто знает, вдруг сразу забудутся все суеверия и землю станет жалко. Общо. По принципу: а чего это им столько всего сразу…

Лена не сразу заметила появление еще одного эльфа. Вроде бы он был молод, так ведь и Лиасс, помнящий черт знает какие времена, старым не казался, но этот выглядел существенно моложе Лиасса и даже его внука. Красивый, естественно, ведь вряд ли есть некрасивые эльфы, пока Лена ни одного не заметила, тонкий, высокий и с инструментом, похожим на многострунную мандолину в руках. Менестрель? Он поклонился всем и никому, сел на стул, пристроил на колене инструмент и запел.

Человеческие менестрели, услышь они это, дружными рядами пошли бы топиться. Мало того, что у него был голос ангела, песня была… В общем, Лена такого никогда не слышала. Слов она не понимала, но и так ясно было, что поет он о том же, о чем поют все поголовно, от тупой попсы до великих солистов, – о любви. Когда он закончил, вдруг испуганно воскликнула Ариана:

– Светлая!

И Лена почувствовала, что сейчас расплачется. Ариана увидела слезы в ее глазах.