Дарующий звезды

В зал пригласили жюри присяжных – все мужчины и, судя по одежде, фермеры, выращивающие табак, подумала Элис, так что вряд ли кто-нибудь из них посочувствует острой на язык незамужней женщине из семьи с плохой репутацией. Женщинам, объявила секретарь суда, будет позволено уйти на несколько минут раньше мужчин во время ланча и в конце дня, чтобы успеть приготовить еду. Это сообщение заставило Бет удивленно округлить глаза. А затем в зал заседаний ввели Марджери в наручниках, словно опасную преступницу. При ее появлении по залу пробежал тихий ропот, а с галереи для публики донеслись выкрики. Марджери, бледная и безучастная, заняла свое место, едва взглянув на Элис. Волосы Марджери висели неопрятными грязными прядями, вид у нее был бесконечно усталый, под глазами лежали серые тени. Руки бессознательно сложены так, будто она держит ребенка, как если бы Вирджиния была по-прежнему с ней.

Марджери действительно выглядит как преступница, испуганно подумала Элис.

Фред сказал, что сядет позади Элис, ради приличия, и она в смятении повернулась к нему. Он поджал губы, будто желая сказать: да, он понимает, но что ты можешь сделать?

А затем появился, задумчиво жуя табак, судья Артур Д. Артурс, и зал по указанию секретаря суда встал. Судья сел, Марджери попросили подтвердить, что она Марджери О’Хара, проживающая в Старой хижине, Томсон-Пасс, после чего секретарь суда зачитала текст выдвинутого против нее обвинения и спросила, какое заявление Марджери хочет сделать для суда.

Марджери, похоже, заколебалась. Ее взгляд метнулся в сторону мест для публики.

– Невиновна, – спокойно ответила она.

С правой стороны донесся издевательский смех, сопровождаемый громким стуком судейского молотка. Он не позволит, да, не позволит непослушания в его суде, и никто в этом зале не смеет смеяться без его разрешения. Он ясно выразился?

Присутствующие притихли, хотя в зале заседаний по-прежнему ощущался с трудом подавленный мятежный дух. Марджери посмотрела на судью, и тот кивнул, позволив ей сесть, и она, похоже, оживилась в первый и последний раз за сегодняшний день, пока ее не вывели из зала суда.

* * *

Утро, заполненное процессуальными процедурами, медленно ползло вперед, женщины обмахивались веерами, маленькие дети ерзали на сиденьях, пока прокурор штата излагал суть дела против Марджери О’Хара. Всем должно быть очевидно, произнес он немного гнусавым голосом шоумена, что перед ними женщина, воспитанная в пренебрежении к нормам морали, к правилам приличия и достойного поведения, а также без веры в Бога. И даже ее последняя инициатива – так называемая Конная библиотека – на поверку оказалась прикрытием для самых низменных устремлений, и штат готов представить в качестве доказательства данного утверждения показания свидетелей, потрясенных ее моральной распущенностью. В результате порочная сущность Марджери О’Хара проявилась во всей красе, достигнув апофеоза однажды днем в Арнотт-Ридже, когда обвиняемая случайно наткнулась на кровного врага своего покойного отца и, воспользовавшись преимуществами безлюдной местности и алкогольным опьянением мистера Клема Маккалоу, закончила то, что начали ее предки, затеявшие эту кровную вражду.

И пока прокурор штата упражнялся в красноречии, причем довольно долго, поскольку упивался звуками собственного голоса, репортеры из Лексингтона и Луисвилла яростно строчили в разлинованных блокнотах, закрывая свое творчество от собратьев по репортерскому цеху и жадно заглатывая малейшие крупицы новой информации. Когда прокурор дошел до пункта, касающегося «моральной распущенности», Бет выкрикнула: «Чушь собачья!» – заработав затрещину от отца, сидевшего сзади, и нагоняй от судьи, который заявил, что еще одно слово – и она останется сидеть в пыли на улице до окончания процесса. Конец речи прокурора Бет выслушала, скрестив на груди руки и с таким злобным лицом, что Элис не на шутку встревожилась за целостность покрышек прокурорского автомобиля.

– Вот увидите. Эти репортеры напишут, что наши горы покраснели от крови в результате этой вражды и прочую чепуху, – пробормотала миссис Брейди. – Они всегда так делают. Выставят нас кучкой дикарей. Но не напишут ни слова обо всем хорошем, что сделала наша библиотека – и в частности, Марджери – для жителей города.

Кэтлин сидела молча по одну руку от Элис, Иззи – по другую. Обе девушки, с серьезными и застывшими лицами, внимательно слушали, а когда обвинитель закончил, переглянулись и сказали, что теперь понимают, против чего бунтовала Марджери. Даже если забыть о кровной вражде, Марджери выставили в суде такой двуличной, такой монструозной личностью, что если бы девушки ее не знали, то наверняка побоялись бы сидеть с ней рядом.

Марджери, кажется, это хорошо понимала. Она выглядела безжизненной, словно от прежней Марджери осталась лишь пустая оболочка.