Дарвиния

Поначалу это были немногочисленные оборванные путники, двигавшиеся ему навстречу кто верхом, кто пешком. Многие катили облепленные грязью тачки, нагруженные одеялами, фарфором и замызганными шкатулками для чая. Он не упускал случая расспросить этих бедняг. Хороших новостей не было ни у кого, и большинство шарахалось от Гилфорда, заслышав американский выговор. Вскоре после наступления сумерек он наткнулся на толпу – сорок семей разбили лагерь на склоне холма. Их костры мерцали, точно огоньки передвижного города.

Первая мысль была о Каролине и Лили. Гилфорд вежливо задавал вопросы, но среди беженцев не оказалось никого, кто знал или хотя бы видел его семью. Вконец удрученный, Гилфорд спешился и принял приглашение посидеть у костра. Он щедро поделился едой, объяснил свою ситуацию и спросил, что произошло с Лондоном.

Ответ был коротким и убийственным: город подвергся артобстрелу и сгорел.

Много ли народу погибло?

Много, но учета жертв не велось.

На подъезде к Лондону у Гилфорда возникло тревожное подозрение, что за ним следят.

Казалось, он снова и снова замечает знакомое лицо. Оно то попадалось среди все более многочисленных толп беженцев, то мелькало рядом на лесной дороге, то смотрело на него из чащи минаретных деревьев и пагодников. Лицо было мужское, молодое, но несшее на себе отпечаток жизненных невзгод. Человек был в защитного цвета одежде, в потрепанном военном мундире без знаков различия. Внешне он был поразительно похож на солдата из снов Гилфорда.

Но это же невозможно!

Гилфорд пытался приблизиться к нему. Дважды на безлюдном участке дороги в сумраке лесной чащи он окликал молодого человека. Но никто не отвечал, и Гилфорд в страхе и растерянности продолжал путь.

Возможно, солдата не было вовсе. Возможно, это усталые глаза и растревоженный мозг играли с Гилфордом злую шутку.

Но теперь он стал осторожен.

Первое, что Гилфорд увидел, подъехав к Лондону, был почерневший, но не разрушенный купол собора Святого Павла, одиноко высившийся над затянутыми туманом руинами.

Новый канатный паром перевез Гилфорда на северный берег Темзы. Мелкий дождь кропил неспокойную речную воду.

Гилфорд нашел на равнине к западу от города лагерь беженцев, бескрайнее зловонное скопление палаток и походных сортиров, в центре которого мокли под дождем обвисшие флаги Красного Креста.

Гилфорд подошел к медицинской палатке, где сестра милосердия с сеткой для волос на голове раздавала теплые одеяла.

– Прошу прощения, – произнес он.

Его выговор привлек внимание окружающих. Сестра милосердия, бросив взгляд на Гилфорда, едва кивнула.

– Я кое-кого ищу. Есть ли способ узнать… В смысле, какие-нибудь списки?..

Она помотала головой:

– Сожалею. Мы пытались, но после пожара многие жители просто разбрелись из города. Вы приехали из Нового Дувра?

– Через Новый Дувр, да.

– Тогда сами видели, какой идет поток беженцев. Но все-таки поспрашивайте у продовольственной палатки. Там собираются все. Это на западном лугу. – Она кивнула в сторону луга.

Гилфорд обвел взглядом несколько акров человеческого горя и нахмурился.

Сестра милосердия распрямилась.

– Простите, – произнесла она мягче, – я не хотела показаться черствой. Просто их тут так много…

Гилфорд шел к полевой столовой, когда вновь увидел того самого призрака, бродившего по грязи между брезентовых палаток и дымящихся костров.

– Мистер Лоу? Гилфорд Лоу?

Сначала он решил, что это фантом заговорил. Но, обернувшись, увидел женщину в лохмотьях, махавшую ему руками. Не сразу ее узнал: вдова, которая жила по соседству с Джередом Пирсом.

– Мистер Лоу? Это в самом деле вы?

– Да, миссис де Кёниг, это я.

– Боже правый, я думала, вы погибли! Мы все думали, что вы погибли на континенте!

– Я ищу Каролину и Лили.

– О, – произнесла миссис де Кёниг. – Ну разумеется. – Ее беззубая улыбка померкла. – Конечно, вы их ищете. Знаете что я вам скажу? Давайте, мистер Лоу, посидим наедине, выпьем чего-нибудь и потолкуем об этом.

Глава 25

Дорогая Каролина.

Возможно, ты никогда не увидишь этого письма. Я пишу его именно с такой мыслью и лишь с крупицей надежды.

Как видишь, я пережил зиму в Дарвинии. Из всей экспедиции Финча остались лишь я и Том Комптон – если он все еще жив. Когда ты узнаешь эту новость из моего письма, надеюсь, она не станет для тебя слишком сильным потрясением. Я знаю, ты была уверена, что я погиб на континенте. Видимо, этой уверенностью и объясняется твое поведение начиная с осени 20-го года – по крайней мере, по большей части.

Наверное, ты думаешь, что я презираю тебя или пишу с целью излить гнев. Ну, гнев я действительно испытываю. Жаль, что ты меня не дождалась. Но это все чисто умозрительные рассуждения. Я тебя не виню. Я находился в экспедиции и был жив; ты находилась в Лондоне и верила, что я погиб. Будем считать, что каждый из нас действовал соответствующим обстоятельствам образом.

Не знаю, стоит ли все это писать, тем более что вряд ли ты прочтешь. Но привычку адресовать мои мысли тебе сложно искоренить. И потом, между нами остались некоторые неразрешенные вопросы.

А еще я хочу попросить тебя об одолжении.