Дарвиновская революция

Эту картину мира, которую многие века питало человеческое воображение, расшатали две вещи. Первая – рождение новой физики, сделавшей акцент на веру в подлинность и достоверность событий, описанных в Библии, – например, рассказа о том, как Иисус повелел солнцу остановиться, – и породившей теории о неорганическом эволюционизме. Уже астрономия Ньютона, изложенная им в «Принципах», описывает мир таким, каков он есть, и является предшественницей более поздних теорий о происхождении мироздания. Этому, в частности, способствовали Кант, Уильям Гершель и Лаплас, которые сформулировали так называемую теорию туманности, рассматривающую вероятность возникновения и формирования Вселенной из газовых туманностей. Значение такой гипотезы для органического мира было неоспоримым и, как мы увидим в дальнейшем, не прошло незамеченным (Грин, 1959). Вторая вещь – бурный прогресс в области таких наук, как биология и геология. Многочисленные находки окаменелых ископаемых, например, породили сомнения в истинности того весьма краткого по продолжительности возраста Земли, который указывает Библия; к тем же результатам привели и новые геологические теории, объясняющие возникновение земных пластов. Расшатыванию веры в библейские рассказы о Сотворении мира и Всемирном Потопе способствовали и те не менее многочисленные факты о географическом распространении органики, которые привозили из своих странствий по миру различные путешественники.

Избавление от устоявшихся взглядов и старой картины мира было делом нелегким. Для нас, например, ископаемые являются очевидным свидетельством того, что возраст Земли весьма и весьма солиден. Но для нас это очевидно только потому, что для нас ископаемые – это останки некогда живших и давно умерших организмов. А вот неоплатоник в эпоху Ренессанса счел бы куда более естественным трактовать ископаемые останки как проявление форм в неорганическом мире, а живые организмы – как проявление форм в органическом мире (Радвик, 1972, гл. 1). Характерным для такой трактовки является отсутствие прямой связи между ископаемыми и некогда жившими организмами, и только после десятилетий острых дебатов в научном мире наконец возобладала другая точка зрения. Не следует сбрасывать со счетов и Библию: ее влияние на умы людей было так велико́, что его удалось более или менее поколебать только к концу XVII века, хотя в той же Британии, например, Библия и в XVIII веке оставалась основным руководством по жизни, главным образом благодаря евангельскому учению, активно распространявшемуся преподобным Джоном Уэсли. Ведущим фактором жизни оставалась Библия и в XIX веке.

Как бы то ни было, но к концу XVIII – началу XIX века теория органической эволюции пусть и не стала привычной или, по крайней мере, общепринятой, но зато и не казалась более абсолютно новой. Одной из самых популярных теорий того времени (мы ее рассмотрим чуть позже) являлась теория деда Чарльза Дарвина – Эразма Дарвина. Бесспорно, однако, что все предшествующие теории, касавшиеся вопроса происхождения органических видов, поблекли перед систематической эволюционной атакой, предпринятой французским биологом Жаном Батистом Ламарком.

Ламарк и органический эволюционизм

Томас Кун (1970) как-то пророчески заметил, что ученый, сделавший в науке новаторское открытие, порывающее с прошлым и открывающее новые плодотворные области научного исследования, – это, как правило, довольно молодой человек. И это далеко не случайно: ученый-новатор должен схватывать основы научных достижений прошлого, остро ощущая стоящие перед ним проблемы, но не должен при этом ни эмоционально, ни интеллектуально быть связанным с прошлым – тем, например, что он и сам внес значительный вклад в устоявшиеся теории. Несомненно, что молодой человек в большей мере, чем кто-либо другой, отвечает подобному критерию, поэтому когда мы перейдем к рассмотрению деятельности Чарльза Дарвина и его трудов, мы увидим, что он является образцом подобного критерия, предъявляемого к ученому, и служит примером его логического обоснования.

Однако Ламарк является здесь исключением. Хотя он как эволюционист не был особо великим новатором в этой области и хотя его эволюционизм нес в себе элементы, заимствованные им у предшественников, его вступление на путь эволюционизма, как это очевидно, не было связано ни с феноменом молодости, ни с длительным процессом ранних, пусть и ярких, начинаний, но было событием, внезапно вторгшимся в его жизнь на 56-м году жизни. Практически до конца XVIII века Ламарк был полностью согласен с тем, что организмы и создаваемые ими видовые образования остаются по сути неизменными с момента первого их появления. Но затем между 1799 и 1800 годами он неожиданно изменил свою позицию и обратился к диаметрально ей противоположной, заявив, что организмы постоянно эволюционируют и что эта эволюция непрерывно подпитывается все новыми организмами там, где из неорганической материи спонтанно возникает жизнь.