Дары Кандары

Наконец, старик утомился. Он попросил у замка хлеб, простоквашу и соломенную постель — словно он снова мальчик-пастух, не знающий ни единого заклинания. Счастливая Тильда исполнила и это его желание. Она знала, как рожать и принимать детей, подхватывать ещё мокрых детенышей, сажать яблони и сеять хлеб, но ни разу ещё ей не доводилось творить чудеса. Старик уснул, едва коснувшись усталым телом грубого ложа. Тильда завернулась в плащ и устроилась у очага прямо на голой земле. В эту ночь она не смотрела снов. Разбудил её звонкий птичий щебет. Лазурная, радостная пичуга клевала хлебные крошки с пола. А от мага осталась только пустая одежда и серебряный амулет с синим камнем на длинной цепи.

Помолившись о легкой дороге для старика, Тильда собрала вещи, думая, где лучше похоронить их — под стеной или в мерзлом садике, вышла из своей комнаты — и обомлела. Перед ней стояла Кандара во всей несказанной красе. Островерхие башни, витражные стекла, лесенки и балконы, маленький садик с апельсиновыми деревцами и брызжущим во все стороны фонтаном за гостеприимно приоткрытыми воротам.

Не веря своим глазам, Тильда прикоснулась к шершавым плитам, тронула дверную ручку — всё настоящее. И паркеты и стрельчатые окна и арки в залах и бронзовые подсвечники и отсыпанные белым, похожим на снег песком дорожки в саду, и даже апельсины на ветках. Вот только залы и комнаты были пусты — ни шкафов, ни постелей ни кухонной утвари, не говоря о книгах, нарядах и рыцарском вооружении.

Тильда задумалась, оглядывая просторную бальную залу, и рассмеялась, как девочка, когда посреди царственного великолепия возник обычный кухонный табурет, крепко и неуклюже сколоченный. Лазурная птичка ответила звонким чириканьем и прошлась по проножке пошатываясь, словно заправский пьяница.

Похоже, о грязной работе предстояло забыть — теперь трудиться будет воображение!

Это оказалось… волшебно. Да, волшебно, другого слова не подберешь. Нескончаемый сон, в котором возможна любая причуда. Тильда воображала себе шторы и занавески, простыни и подушки, комоды и кушетки, женские платья и детские игрушки. Если что-то не нравилось — достаточно было повести бровью, и неудачная задумка исчезала. Особое удовольствие Тильда получила на кухне — больше не приходилось спускаться в гостиницу за припасами, достаточно было вспомнить самое редкое лакомство, чтобы оно тотчас появилось на столе свежим и ароматным. Пироги с крольчатиной и печенкой, булочки в сахаре, сидр и эль, морской суп и похлебка с бобами — все, кто когда-нибудь навестит Кандару, смогут отведать лакомства, которыми Тильда Бам, кормила семью. А ещё полюбоваться цветами, которые она выращивала у себя на окошке, поспать под лоскутными одеялами, попить молока из облитых желтой глазурью глиняных кружек, услышать, а то и протанцевать джиллиянку, отбивая такт босыми ногами.

Тильда вспоминала, вспоминала, вспоминала, вытряхивая минуты детства и годы зрелости и наконец поняла — её жизни просто не хватит, чтобы заполнить Кандару. Она не касалась ни рыцарских мечей ни платьев принцесс ни дворцовой мебели, не прочла за жизнь и десяти книг, не видела и десятка настоящих картин. Нужны ещё гости, много гостей. Недолго думая, Тильда вообразила старый чугунный фонарь — точь-в-точь такой, как стоял на окне её дома, зажгла его и поставила на подоконник самого высокого окошка в самой высокой башне. И впервые за проведенные в Кандаре месяцы загрустила всерьёз — даже потешные штучки лазоревой птички не развлекали. Она вспоминала мужа, его рассказы у очага, ровное дыхание в спальне, пестрый шелковый платочек, который он до сих пор, красуясь, повязывал на шею, прочную мебель, сработанную на совесть, смешные гостинцы из дальних стран. Самуэль всегда оставался рядом, защищая её от бед — даже когда уплывал к Поясу Юга. И она думала о муже, всякий раз, когда шила или варила еду, гадала, как заплести косы, и собирала яблоки. Он быль сильный и честный, её Самуэль, он любил надежные вещи и простую пищу. И скорее всего не оценил бы тонкую прелесть иллюзий… как впрочем, и дети, земные от макушки до пяток. Разве что младший сын — он пошел к чудаку-капитану, потому что слоны и сирены были ему важнее полновесных золотых и безрадостного труда.

Первый гость не заставил себя долго ждать — элегантный уродец, королевский портной из Загорья явился в замок, чтобы узнать, какие платья носили благородные дамы в древности — принцессе Загорья исполнялось шестнадцать лет, и она хотела быть самой прелестной. Тильда сильно огорчила его, но после долгих уговоров портной согласился задержаться на день — вспомнить наряды, которые шил и видел.