бесчисленными фолиантами, пространство стен украшали картины – давно потерянные, сожженные или
изрубленные на куски, на лестничных площадках стояли статуи, глядя на гостей неподвижными,
мраморными глазами. Красавицы в дальних залах кружились, опьяненные редкостными нарядами,
развевались пышные юбки, пестрые ленты и длинные волосы юных девушек. Молодые рыцари пробовали
мечи на ристалище за крепостной стеной – но туда лучше не ходить, гордые юноши не любят чужих глаз. И
музыканты спят – готовятся к ночному балу. Кандара прекрасна – как была прекрасна сто и тысячу лет
назад.
Наконец, старик утомился. Он попросил у замка хлеб, простоквашу и соломенную постель – словно
он снова мальчик-пастух, не знающий ни единого заклинания. Счастливая Тильда исполнила и это его
желание. Она знала, как рожать и принимать детей, подхватывать ещё мокрых детенышей, сажать яблони и
сеять хлеб, но ни разу ещё ей не доводилось творить чудеса. Старик уснул, едва коснувшись усталым телом
грубого ложа. Тильда завернулась в плащ и устроилась у очага прямо на голой земле. В эту ночь она не
смотрела снов. Разбудил её звонкий птичий щебет. Лазурная, радостная пичуга клевала хлебные крошки с
пола. А от мага осталась только пустая одежда и серебряный амулет с синим камнем на длинной цепи.
Помолившись о легкой дороге для старика, Тильда собрала вещи, думая, где лучше похоронить их – под
стеной или в мерзлом садике, вышла из своей комнаты – и обомлела. Перед ней стояла Кандара во всей
несказанной красе. Островерхие башни, витражные стекла, лесенки и балконы, маленький садик с
апельсиновыми деревцами и брызжущим во все стороны фонтаном за гостеприимно приоткрытыми
воротам.
Не веря своим глазам, Тильда прикоснулась к шершавым плитам, тронула дверную ручку – всё
настоящее. И паркеты и стрельчатые окна и арки в залах и бронзовые подсвечники и отсыпанные белым,
похожим на снег песком дорожки в саду, и даже апельсины на ветках. Вот только залы и комнаты были
пусты – ни шкафов, ни постелей ни кухонной утвари, не говоря о книгах, нарядах и рыцарском вооружении.
Тильда задумалась, оглядывая просторную бальную залу, и рассмеялась, как девочка, когда посреди
царственного великолепия возник обычный кухонный табурет, крепко и неуклюже сколоченный. Лазурная
птичка ответила звонким чириканьем и прошлась по проножке пошатываясь, словно заправский пьяница.
Похоже, о грязной работе предстояло забыть – теперь трудиться будет воображение!
Это оказалось… волшебно. Да, волшебно, другого слова не подберешь. Нескончаемый сон, в котором
возможна любая причуда. Тильда воображала себе шторы и занавески, простыни и подушки, комоды и
кушетки, женские платья и детские игрушки. Если что-то не нравилось – достаточно было повести бровью,
и неудачная задумка исчезала. Особое удовольствие Тильда получила на кухне – больше не приходилось
спускаться в гостиницу за припасами, достаточно было вспомнить самое редкое лакомство, чтобы оно
тотчас появилось на столе свежим и ароматным. Пироги с крольчатиной и печенкой, булочки в сахаре, сидр
и эль, морской суп и похлебка с бобами – все, кто когда-нибудь навестит Кандару, смогут отведать
лакомства, которыми Тильда Бам, кормила семью. А ещё полюбоваться цветами, которые она выращивала у
себя на окошке, поспать под лоскутными одеялами, попить молока из облитых желтой глазурью глиняных
кружек, услышать, а то и протанцевать джиллиянку, отбивая такт босыми ногами.
Тильда вспоминала, вспоминала, вспоминала, вытряхивая минуты детства и годы зрелости и наконец
поняла – её жизни просто не хватит, чтобы заполнить Кандару. Она не касалась ни рыцарских мечей ни
платьев принцесс ни дворцовой мебели, не прочла за жизнь и десяти книг, не видела и десятка настоящих
картин. Нужны ещё гости, много гостей. Недолго думая, Тильда вообразила старый чугунный фонарь –
точь-в-точь такой, как стоял на окне её дома, зажгла его и поставила на подоконник самого высокого
окошка в самой высокой башне. И впервые за проведенные в Кандаре месяцы загрустила всерьёз – даже
потешные штучки лазоревой птички не развлекали. Она вспоминала мужа, его рассказы у очага, ровное
дыхание в спальне, пестрый шелковый платочек, который он до сих пор, красуясь, повязывал на шею,
прочную мебель, сработанную на совесть, смешные гостинцы из дальних стран. Самуэль всегда оставался
рядом, защищая её от бед – даже когда уплывал к Поясу Юга. И она думала о муже, всякий раз, когда шила
или варила еду, гадала, как заплести косы, и собирала яблоки. Он быль сильный и честный, её Самуэль, он
любил надежные вещи и простую пищу. И скорее всего не оценил бы тонкую прелесть иллюзий… как
впрочем, и дети, земные от макушки до пяток. Разве что младший сын – он пошел к чудаку-капитану,
потому что слоны и сирены были ему важнее полновесных золотых и безрадостного труда.
Первый гость не заставил себя долго ждать – элегантный уродец, королевский портной из Загорья
явился в замок, чтобы узнать, какие платья носили благородные дамы в древности – принцессе Загорья
исполнялось шестнадцать лет, и она хотела быть самой прелестной. Тильда сильно огорчила его, но после