Радоваться тоже пока нечему. Тело, скованное в течение нескольких дней ролфийским колдовством, оживало медленно. Постепенно начали гнуться суставы, сокращаться мышцы, и оттого у Джоны болело все, от макушки до кончиков мизинцев на ногах. Шуриа же оставалось лишь скулить и грозить подлой ролфийской суке жестоким отмщением.
«
«Заклюю! Пусть только вернется… А лучше пусть не возвращается подольше, чтобы я в себя пришла и смогла убежать подальше».
«
Но эрна появилась гораздо раньше, чем предполагала Джона, и даже не одна.
Ролфи буквально взлетела на борт фургона и, задыхаясь, буркнула пленнице:
– Ты сглазила, дрянь ползучая?!
Шуриа непонимающе моргнула. Прикидывается!!! Но…
«Вдвоем не уйти, – осознала Грэйн, все еще захлебываясь собственным дыханием. – Что ж, улыбнись мне, Локка! Он поймет, что я пыталась». Спроси ее сейчас кто-нибудь, кого же Грэйн имела в виду, говоря «он», вряд ли ролфи ответила бы. Она и сама не знала, кто должен все понять – отец ли в Чертогах Оддэйна, Священный Князь, лорд Конри или кто другой? А может, тот волк, что приходил к ней во сне… Все пустое, никто ничего не узнает и не поймет. Ни благодарности, ни сожалений не будет – да она и не ждала. Зато было право умереть в бою, с честью – и задержать погоню, чтоб змея смогла уползти.
Грэйн ухватила пленницу за подбородок и быстро перечеркнула замыкающую руну скейном, не мудрствуя, не сомневаясь и не заботясь, что слишком сильно порезала кожу шуриа.
– Бери мула и убирайся! – гавкнула ролфи прямо в лицо ошеломленно дернувшейся графине. – Что смотришь?! Пшла вон!
Отвернувшись, схватила свои пистолеты и сумку и спрыгнула на землю, не думая больше о леди Янэмарэйн и не заботясь о ней.
Погоня уже трещала в ближних кустах, сквозь голые ветки замелькали чьи-то куртки. Подняв один пистолет и сгорбившись за повозкой, Грэйн пыталась сосчитать преследователей и хоть немного прицелиться. Что, всего пятеро?! Ролфи не успела удивиться, а палец уже сам нажал на крючок. Грохнуло. Отдача вздернула руку Грэйн вверх, едкий дым заставил задохнуться, уши заложило. Все-таки порох не отсырел, а самопальные патроны оказались не хуже казенных.
«Улыбнись же, Локка! Прошу!»
Из кустов завопили, но на полянку выбегать никто больше не спешил.
«Ждут второго выстрела, – поняла девушка. – Ну, верно, куда ж в наше время с одним-то пистолетом…»
Она легла, положив второй заряженный пистолет перед собой, и быстро принялась перезаряжать первый. Протравить. Патрон в ствол. Забить шомполом. Капсюль на трубку. Взвести курок. Готово!
Те, в кустах, все-таки рискнули. Грэйн выпалила, не целясь, раз, а потом – еще раз, чтоб сбить их с толку. Снова грохот, снова крики. Из-за дыма она уже вообще ничего не видела, но, когда Локка улыбается… Протравить! Патрон в ствол! Забить! Капсюль на трубку! Взвести курок! Их же всего пятеро! А теперь… теперь уже меньше… Патрон! Забить! Капсюль!
Она не заметила, что это выкрикивает уже вслух, – и за собственным победным криком не услышала за спиной шороха…
Тьма расцвела в затылке Грэйн и огненным цветком объятий Локки плеснула в глаза. Эрна Кэдвен выронила пистолет и молча ткнулась лицом в землю.
Любить ролфийку у Джоны повода не было никакого. Напротив, во множестве имелись весомые причины не любить и даже ненавидеть: ребра, по которым пришелся удар сапогом, болели до сих пор, надолго обездвиженное тело не слушалось, в горло точно песка насыпали, а отвратительно короткие волосы лезли в лицо. Про унижения лучше вообще не вспоминать, чтобы окончательно не взбеситься.
То, что ролфи попалась в первом же задрипаном городишке, весьма показательно. Мало того, она еще и умудрилась привести за собой погоню. Ну, значит, поделом тебе, дочь Морайг!
Неловкие ноги подогнулись, как у парализованной калеки, и Джона плюхнулась в кусты. Отползла в стороночку, чтобы ненароком не попасть под шальную пулю.
А отстреливаться в таком положении – сущая глупость. Преследователей пятеро, пистолетов всего два. На что эта бешеная
Под руку очень удачно попался камень. Не слишком большой, в самый раз, чтобы случайно не проломить череп.
«
Объяснять Джона предку ничего не стала. Неужели не понятно?
«
Голос пращура дрожал от праведного возмущения, как воздух в жаркий летний полдень.