Дары ненависти

Было от чего всполошиться – Грэйн, с руками, связанными за спиной, уже дергалась в петле, а два здоровенных мужика в серых кафтанах деловито тянули за другой конец веревки, переброшенной через ветку. И так как неизвестно, как давно ролфийкины ноги оторвались от земли, то медлить было нельзя.

«Не нужно сосредотачиваться! Стреляй! Стреляй, Джоэйн, стреляй!»

Вдохновляемая кровожадным предком, шуриа нажала на спусковой крючок, метя в ближнего к ней стража. И так как стреляла она почти в упор, то не промазала. Мужчина упал, разжав руки. Когда следующий выстрел сразил наповал второго палача, веревка ослабла и Грэйн, шлепнувшись оземь, так и осталась лежать недвижимой.

– Ой-ой-ой! – взвизгнула Джона и бросилась к ролфийке. – Нет-нет-нет… Грэйн, Грэйн, Грэйн… Стой-стой! Держись, эрна. Не умирай… Ты мне теперь нужна… У тебя очень сильная шея, эрна Кэдвен, несмотря на то что ты – женщина. Но ты не только женщина, ты – офицер… Так что не смей умирать, не выполнив приказ… Лорд Конри будет в ярости… Вилдайр… Священный Князь достанет тебя из Чертогов Оддэйна и накажет…

Не важно, слышала ролфийка или нет слова Джоны, но умирать она отказалась категорически. Едва леди Янамари стащила с ее шеи петлю, как та закашлялась, засипела, из глаз брызнули слезы и начались рвотные позывы. Все правильно, и ничего странного – когда тебя вешают, приятного мало. И, разумеется, это очень больно. Но добрая шуриа быстренько разрежет веревки на руках и ногах и постарается перевернуть эрну на живот, чтобы та не захлебнулась собственной рвотой.

«У доброй шуриа получится, обязательно получится, несмотря… на изрядный вес ролфийского офицера, не осмелившегося нарушить приказ командира. Добрая шуриа постарается… И добрая ролфи освободит свой желудок от всего лишнего…»

Никогда прежде вид блюющей женщины не доставлял Джоне такой радости. Если эрна в силах стоять на четвереньках, значит, уже точно не умрет. Прекрасно! Добрая шуриа довольна, очень-очень, правда-правда.

А то, что эрна Кэдвен смотрит на нее расширенными от ужаса и недоверия глазами, так это от волнения. Не каждый день ради нее синтафские графини убивают сразу двух храмовых стражей. Или нет?

– Ты как себя чувствуешь, эрна? Ты живая? Тебе больно?

Джона требовательно и одновременно жалобно теребила ролфи за плечо. Не нравился ей этот заполошный взгляд и то, как девушка попятилась, пытаясь вырваться из цепких пальчиков графини.

– Боги… И тут шуриа… Нет… Везде шуриа… – прохрипела она и зажмурилась.

В ушах все еще свистело и грохотало, так что Грэйн и не слышала толком, что там лепечет эта шуриа… Шуриа! Нет! От жуткой догадки ролфи взвыла бы, если б смогла выдавить из раздираемого болью и кашлем горла хоть еще словечко. Так вот в чем заключается позор и необратимость этой подлой казни! Там, за гранью жизни, ролфи-висельника поджидают шуриа! Сплошные шуриа, о боги… С зажмуренными глазами было еще хуже. Вспыхивающие во мраке цветные круги и тошнотворное мельтешение под аккомпанемент графининых причитаний – тут и несгибаемого героя вроде Удэйна-Завоевателя вывернет наизнанку.

Каждый вдох проталкивался в глотку так, словно Грэйн пыталась проглотить стального «ежа», каких рассыпают на пути наступающей конницы. Но… она дышит! Оддэйн и Свора его! Дышит!

Все еще не смея до конца поверить в это, эрна Кэдвен попробовала свести разбегающийся взгляд вместе, на бледном пятне, плясавшем перед глазами. Снизу у пятна обнаружилась открывающаяся дырка рта, а сверху – две моргающие дырки глаз. Так это все-таки лицо! Значит, она действительно жива… И в самом деле – разве мертвым бывает больно? Боль означает жизнь, и дыхание – тоже жизнь, и даже шуриа рядом – это тоже несомненный признак того, что Грэйн все-таки не шагнула в небытие. Неужто Локка или Морайг все-таки услышали?

Девушка открыла красные, с полопавшимися капиллярами глаза и снова изо всех сил зажмурилась. Словно не ожидала увидеть рядом Джону и не была ей рада.

«Что возьмешь с неблагодарных ролфи?»

«А за что тебя благодарить? За то, что по башке стукнула?»

«Конечно! Пускай бы она застрелила еще двоих, и тогда ее бы вздернули еще до приезда тива Удаза. По личной инициативе, так сказать».

«А то, что ты застрелила двух человек, – не считается? Тебе – можно?» – парировал предок.

Грэйн продолжала кашлять.

Чувствовала себя ролфи рыбой, сорвавшейся с крючка. И больше всего на свете – не считая глотка воды! – ей хотелось бы повалиться на бок и полежать так хоть немножко, хоть чуть-чуть… Но быть живой ролфи – значит быть ролфи, по-прежнему ведомой приказом и долгом. Шуриа здесь, рядом – но враги остались там, за спиной.

– Горло сильно болит? – участливо спросила Джона.

– Хр-р… – просипела Грэйн, все-таки давая волю мгновенной слабости. – Д-ха-а… Локка, ну и подлая же смерть…