Дары Силы (СИ)

- Орги, - вдруг выдохнул Ворон, - эти полудикие бестии, вот кто заселит этот мир, весь мир заметь, весь. Через тысячи лет они построят свои города, в которых по-прежнему будут жрать друг друга. Они создадут свою культуру. Они будут рассматривать нас, через увеличительное стекло своего понимания наших проблем. И удивляться какие мы дураки, возимся с противником, берем в плен, тратим еду, силы, чтобы его охранять. А его просто можно съесть живьем. - И вдруг он пьяно захохотал, затем успокоился и с несвойственным пьяным четким голосом сказал:

- А ведь ты прав повелитель, ты карты видел, они в замке есть. Не те древние карты, которые сделаны на шаре, а реальные, те места, которые мы знаем. Ведь мы до сих пор не знаем Ко, который знаем мы, это тот, Ко который обозначен на круглых картах или нет. Мы только точно знаем, где на этих картах Соромея и пять королевств, а вот где пустыня Соха уже не знает никто, где-то на восходе, но на пути стоят орги. Вычислить путь по старым шаровым картам мы не можем, а по новым не так все и далеко.

Произнеся эту речь, Ворон грузно опустился в кресло и захрапел. А Федор остался рассуждать. Прапору, привыкшему к русским напиткам, выпитое сейчас количество алкоголя было только для разминки. А слова Ворона принесли кучу мыслей, которые как назойливые пчелы кружились в голове, перебивая друг друга.

Так, выходит их Соромея, вроде нашей Айкумены, только дожившей до средних веков. Магия позволяет им идти далеко впереди других, и они уже в уровне вооружения шагнули на уровень девятого века, в смысле латы и т.п. а в смысле знаний как древние Греки, даже не Римляне. Ну, с оргами все ясно, это варвары, а ведь скоро найдется ведь Атилла, коль магия слабнет. Класс боярин.

Дальше. Глобус у них есть, кстати, почему я еще не видел, надо полюбопытствовать, откуда. Какой был дурак, все по географии проходил, жаль мимо. Хотя, может, какие колдовские штучки помогут, чего-то вспомнить. Спросим, спросим...

Слушай, а если это наш Крым, то выходит где-то до Дона земли известные, а дальше, конь не валялся, Скифы, родня. Так, это, стало быть, я сейчас на побережье Азовского моря. Ага леса там, щаз...

Заснул Федор под утро, так и не прейдя ни к какому решению.

2

Утро для Федора было жарким, чересчур, ярким, и мягко говоря, сложным. Кроме того, после сотворения звезды, его стал преследовать непонятный, мелодичный звон, звон не прекращался ни на минуту, сначала можно было спать, сказывалась боевая усталость. Но на утро звон становился только сильнее. В данном случае два звона не перемешивались, очень хотелось задать Антону вопрос типа: "Малыш, угадай, в каком ухе у меня звенит?".

На пятый день звон превратился в равномерный гул, который не давал возможности сосредоточиться, ни на чем. На седьмой появились голоса, невнятный шепот на фоне непрерывного гула. Шепот выбивал из колеи, мешал слышать других, заставляя судорожно вслушиваться в непонятное бормотание. Шестым чувством он ощущал, что если такое состояние продлится достаточно долго, крыша у него поедет конкретно. Это, собственно и явилось основной причиной того, что он позволил Ворону, до такой степени себя упоить.

Кроме того, последнее время его настораживало и поведение окружающих, Федор никогда не страдал ни подозрительностью, ни тем более, манией величия. Но поведение женщин казалось странным, или Сунильда или Нея с Селией постоянно присутствовали где-то рядом, казалось, что между ними существует договор, не оставлять его в одиночестве, и по этому они были возле него постоянно, даже их с Вороном пьянка не осталась без пристального женского внимания. Ему начало казаться, что все чего-то ждут, и вот сейчас это что-то наступило.

Он проснулся утром, на огромной, закрытой балдахином, постели барона, чувствуя непонятную слабость. Внутри его словно прокатывались волны, обдавая то жаром, то холодом, ощущение не из приятных. Когда он попытался принять вертикальное положение, в голове словно разорвалась зажигательная бомба. Федора скрутило так, как бывает только с эпилептиками, казалось мышцы, не желают слушать хозяина, непроизвольно и волнообразно сокращаясь, желудок тоже, не желал оставаться в стороне от всеобщего веселья, Федора обильно вырвало, прямо на простыни, он с трудом добрался до края кровати, и откинул широкий полог. "Ни фига себе похмелье" - посетила его поздняя мысль. Но это было не похмелье.