– Пойдемте, я вас провожу, – рассыпался он перед ней.
Вот как посторонних пускают на бэкстейдж? Хорошо хоть юношу обезвредила.
Так, что у нас происходит? В дальнем углу гримерки какая-то возня. Подойдя ближе, вижу, что студентка-волонтер, натягивая платье на модель, сломала молнию. И не просто сломала, а вырвала с мясом: дыра зияет, словно свежая рана, по краям свисают остатки молнии, оторванные куски ткани и нитки. В этот момент Голос Недели моды вещает на весь Манеж: мой показ начинается через пять минут.
– Шить умеешь? – спрашиваю я студентку.
– Да, – испуганно лепечет она в ответ.
– Зашивай.
– Прям на ней?
– Прям на ней.
– Так как же? У меня еще второй выход, – кричит мне вслед начинающая модель.
– Значит, пойдет другая.
Опять у меня поплывет порядок выходов. Бросаю быстрый взгляд на схему показа, понимаю, что осилить три выхода сможет только одна из близняшек.
– Рубленко!
– Да.
– Иди примерь еще один выход. Быстро, – указываю на одежду, оставшуюся без модели.
Задержка показа – сорок минут.
– Так, девочки, все за подиум! Вывозите вешало со вторыми выходами, посмотрите, все ли взяли? Аксессуары, сумки, обувь, – кричу команде. – Вам тоже на выход, – указываю в сторону подиума двум растерянным охранникам.
Хоть и поставила на каждую модель по дрессеру, обвожу гримерку взглядом, выцепляя необходимые для показа вещи среди разбросанных колготок, нижнего белья и не вошедших в показ вещей.
– Даш, посмотри на меня. Утверждаешь? – подбегает Рубленко в третьем выходе. Идеальная посадка на идеальной фигуре. Замираю. Мурашки.
– Да, – улыбаюсь я, – скорее переодевайся в первый лук.
Нисколько не сомневаюсь, что она справится с работой идеально. Готова простить даже хамское поведение. «Результат любой ценой. Это фешн, детка».
За сцену мы уже бежим по темным коридорам Манежа. Под ногами – спутанные провода и сценическое оборудование. Толпа моделей, визажистов, парикмахеров, дрессеров, фотографов, охранников с кучей реквизита, рейлами с одеждой, спотыкаясь и толкаясь, сметает все на своем пути. Топот заглушает Голос Недели моды, возвещающий о начале показа. За кулисами темно, тесно и душно. Я повторяю маневр, который совершила двадцать минут назад в гримерке, только уже с помощью охраны: посторонних, в том числе прессу и блогеров, выводят. Представляю, что они обо мне напишут. Но это единственный способ сделать показ качественно. «Результат любой ценой» – повторяю я свою мантру.
– Девочки, построились в порядке выходов, – берет на себя функции руководителя режиссер. – Вот карта показа, – указывает он на ватман с приклеенными к нему фотографиями моделей: Рубленко, Ким, Зайка, Савченко, Рудакова, Жук, Круз…
Нервно поправляю каждую модель лично по несколько раз. Ругаюсь на стилистов – модель должна быть собрана идеально: вылизанная до миллиметра прическа, безупречный макияж, маникюр, отутюженная одежда, расправленные складки с идеальной посадкой.
– Дашенька, можно я накрашу губы моделям? – растягивая слова, спрашивает визажист.
– В смысле? – я чувствую, что от негодования у меня на лбу выступают крупные вены. – Вы до сих пор не накрасили губы? Вас же сто тысяч человек здесь… Жесть… – выдыхаю. – Конечно, быстрее!
Я знаю, что перенапряжена. Но готова держать еще удары. По телу прошел озноб, в голове забила барабанная дробь, кровь так резко прилила к вискам – на секунду подумала, что теряю сознание. Нет, обошлось. Тайком смотрю из-за кулис. Полный зал. В проходах стоят люди, которым не хватило места. Ищу на первом ряду Эвелину, Ляйсан[4]
и Юлию Ковальчук, которые обещали быть. Пока не вижу.– Даша, все модели на месте, рассадка гостей закончена. Начинаем? – спрашивает режиссер.
– Не-е-ет, – вопит запыхавшийся юноша. – Мы ждем депутата Государственной думы. Он подъезжает.
– Начинаем! – отвечаю в полной готовности отработать двадцатиминутное шоу.
– Свет! Музыка! – слышу обрывки запускающегося механизма в рацию. – Поехали!
Наступила абсолютная темнота. Я подумала, что мне хочется задержаться в ней, как в укрытии. Ведь когда включат софиты и подиум зальет свет, зрители увидят очередную коллекцию во всех деталях и ракурсах. С первых рядов можно оценить даже качество строчек. Свет будет настолько ярким, что все мои живописные изыски станут плоскими и понятными, как становится понятна структура вещества ученому, рассматривающему ее в микроскоп. Коллекция на подиуме как только что родившийся младенец, привыкший к уютной утробе матери, – при ярком свете медицинского оборудования, в новом для него воздушном пространстве и после резких шлепков по нежной коже, его уютный мир исчезает.