Датский король

Представить, что денди Дольской позволял себе ходить в совершеннейшем затрапезе, Ксения Светозарова просто не могла. Она даже зажмурилась, пытаясь преодолеть наваждение, но, открыв глаза, не заметила ни малейшей перемены в образе хозяина особняка: странный тип, сочетавший в себе грубость Ноздрева с убожеством Плюшкина, в отсвете недовольно шипящей свечи продолжал колдовать над портретом. Вот он снова прервался, достал из складок своей хламиды карманное зеркальце и некое подобие пудреницы размером всего с полтинник. Ногтем указательного пальца Дольской колупнул крышку «пудреницы», а, открыв, высыпал на стекло дорожку белого порошка, причем руки его дрожали. «Неужели кокаин?! Только не это — так низко пасть! Я не должна ему позволить…» Но Ксения не успела и рта раскрыть, не успела даже протянуть руки в сторону князя, как тот уже вдохнул в себя губительную «пудру», повернулся к ней лицом и, точно лунатик, с широко раскрытыми глазами, сам пошатываясь, ощупывая пространство, пошел в направлении балерины. Та попятилась, испугавшись остекленевшего взгляда. Дар речи еще не вернулся к ней, и только в мозгу пульсировало: «Ослеп… совсем ослеп!» Ксения очертя голову бросилась искать выход — может быть, все-таки удастся открыть, тогда она выбежит на улицу, будет умолять о помощи. «Есть же здесь городовые, в конце концов? Нужно что-то делать, что-то предпринять…» Вместо двери балерина наткнулась на лестницу, хватаясь за перила, мигом взбежала наверх. На антресолях было куда темнее, чем внизу: с трудом угадывался еще один мольберт. Большой квадрат грунтованного холста на нем белел и в темноте. «Тупик — дальше только крыша!» В отчаянии Ксения стала шарить по стене, теперь уже надеясь только на чудо, все время мысленно призывая Николая Угодника. И Чудотворец услышал: пальцы нащупали дверную ручку! Дверца подалась, впереди был очередной коридор, пускай совсем узкий, как кишка, и длинный, но зато в конце горел электрический свет. Через крышу слышался вой декабрьского ветра, впрочем, это никак не занимало балерину — перед ней открылась, может быть, последняя возможность спасти несчастного князя (о себе Ксения в этот момент не думала совсем). Она всей душой устремилась к свету, но еще на полпути капризный женский голос мгновенно опустил ее с небес на землю:

— Евгений!!! Ну, Евгений же! Неприлично заставлять дам столько ждать — на-до-е-ло! Да где вы там?

Голос принадлежал размалеванной девице в корсете и кружевных панталонах, слонявшейся из угла в угол с открытой бутылкой шампанского по спальне (комнатушка в конце коридора оказалась спальней), освещенной торшером в виде вакханки с фривольным розовым плафоном в руке…. Вторая кокотка, простоватая деваха, нежилась в огромной кровати, едва прикрыв одеялом (тоже розовым) пышные телеса. Бедная балерина в состоянии, близком к обмороку, не заходя в комнату, отпрянула в сумрак перехода, оставив кокоток в уверенности, что это пьяный хозяин заблудился в закоулках собственного дома… Перед глазами у Ксении все кружилось и плыло, ее мотало от стены к стене. Вот ранее не замеченная черная ниша! Слабеющей рукой перекрестилась, шагнула в неизвестность… и буквально слетела в полной тьме по какой-то шаткой винтовой лестнице (она была убеждена, что только крестное знамение спасло ее от гибели). Балерина перевела дух. В который уже раз за последние часы она оказалась около двери, только теперь Ксения определила это на слух: где-то совсем рядом, за невидимой преградой, дребезжал телефонный звонок, слышались голоса и скрип половиц. Женщина навалилась на дверь всем телом: дверца бесшумно открылась, но от этого не стало светлее — вход в помещение был завешен плотной тканью. Балерина осторожно отодвинула самый край тяжелой бархатной шторы и сквозь образовавшийся зазор увидела не так давно оставленную «кунсткамеру». Общество «оккультизма и магии» по-прежнему заседало за овальным столом, только неусидчивая «гимназистка» ходила туда-сюда, приставая ко всем со своей «десяткой». Ксения решила втайне наблюдать, что же будет дальше. Через несколько минут в зале послышался шум, грязные ругательства и полупьяный женский смех. Все тут же повернули головы к входу. В комнату вошел Дольской в грязном рабочем халате, в компании веселой девицы в неглиже, что звала его из спальни, а теперь висла у него на шее, продолжая прихлебывать вино прямо из бутылки. Князь, разумеется, был по-прежнему пьян, но Ксения сразу обратила внимание, что взгляд его достаточно ясен и зорок. Тот, кого она сочла было уже слепнущим, вызывающе смотрел по сторонам, и от давешней «близорукости» не осталось и следа! «Каков актер его сиятельство! — поразилась актриса балета, видевшая на сцене немало примеров талантливого перевоплощения. — Художник, музыкант — это давно для меня не секрет, но кто бы мог подумать, что он еще и лицедей… Не слишком ли много дарований для одного-то человека?» Увидев князя, сразу оживилась «серенькая» особа. Безликая девица кинулась к нему навстречу, но тот устрашающе рыкнул: