Дату смерти изменить нельзя

Для яхты, идущей под двигателем, характерно явление, называемое «заброс винтом». Его происхождение объясняется тем, что плотность воды увеличивается с глубиной, следовательно, нижняя лопасть гребного винта работает в воде большей плотности, чем верхняя лопасть. Таким образом создается эффект бокового гребка, который заставляет корму яхты двигаться в направлении вращения винта. Правый, или вращающийся по часовой стрелке, винт вызывает поворот кормы вправо при движении яхты вперед. При движении назад винт будет вращаться в противоположном направлении (против часовой стрелки) и корма будет двигаться влево. Этот эффект хорошо заметен на малом ходу и в наибольшей степени проявляется на заднем ходу. Если вы управляете малознакомой яхтой, то, прежде чем начинать маневрировать, надо лишний раз уточнить направление вращения винта.

Малознакомой, хм. Мягко сказано. Тем не менее, не позволяя себе расслабляться, Бондарь дочитал инструкцию до конца и, выходя из интернет-кафе, чувствовал себя достаточно подкованным для того, чтобы как минимум направить яхту в нужном направлении.

Уже неплохо. Главное, не перепутать все эти реверсы с траверсами после утренней попойки. Откупоривая бутылку, Бондарь, как ни в чем не бывало, болтал с Лиззи, однако его сознание функционировало в совсем ином, отнюдь не легкомысленном режиме. Он усваивал прочитанный материал и готовился применить его на практике. Это представлялось гораздо более сложной задачей, чем жать на спусковой крючок или крошить чужие челюсти.

Лиззи тоже не испытывала привычной уверенности в своих силах и возможностях. Надраться с утра? Это казалось куда более экстремальным развлечением, чем поездка с бойфрендом по американским скоростным автострадам. Каждый четвертый американец и каждая третья американка вообще не употребляли спиртных напитков. Половина жителей страны выпивала не чаще одного раза в неделю. До поездки в Россию Лиззи понимала под словом «выпивка» либо банку пива, либо маленький бокальчик вина, либо наперсток виски. И уж конечно, если бы год назад ей сказали, что она начнет пьянствовать прямо с утра, Лиззи сочла бы такое предположение крайне неудачной и крайне обидной шуткой. Но Бондарь не шутил. И вино, разлитое по казенным гостиничным стаканам, было самым настоящим.

– Бр-р, – передернулась Лиззи, ноздри которой оценили качество пойла раньше, чем это сделали вкусовые рецепторы рта. – Это ведь настоящая отрава, не так ли?

– Совершенно верно, – невозмутимо подтвердил усевшийся напротив Бондарь. – Отрава. Но не такая ядовитая, как та, которой умышленно и расчетливо спаивали американцев.

Лиззи озадаченно наморщила лоб. Она выросла в стране, где на улицах не встретишь пьяных, где даже распоследний бродяга отводит глаза, когда кто-то приблизится к уединенной скамейке, на которой он потягивает пиво из бутылочки, спрятанной в непрозрачном пакете. О каком же спаивании нации толкует Бондарь? Лиззи ни разу не видела настоящего алкоголика. Образ жизни ее соотечественников был здоровым. Очень здоровым. Исключительно здоровым.

– Кто и когда спаивал американцев? – спросила Лиззи, опасливо обхватывая стакан пальцами.

– Как кто? – удивился Бондарь в свою очередь. – Вы.

– Погоди. Это какая-то путаница. Мы, американцы, никогда не спаиваем друг друга. Это не в наших правилах.

– Тогда что ты скажешь по поводу индейцев?

– При чем тут Индия?

– Я говорю об индейцах, – обронил Бондарь, успевший не только осушить стакан, но и прикурить сигарету. – Redskins, краснокожие.

– Indians? – начала понимать Лиззи.

– Вот-вот. Коренные жители оккупированной вами страны. Команчи-апачи, сгубленные огненной водой. – Бондарь выпустил тугую струю дыма. – Доверчивые, как дети.

– Впервые слышу эту историю.

– Обычное дело для беззаботных янки. Пройдет десяток лет, так вы и Афганистан станете считать своим… Ирак, Иран…

– Я хочу считать своей Россию, – заявила Лиззи.

– Ну… – Бондарь поперхнулся от такой наглости. – Россию вам не завоевать, кишка тонка.

– Я говорю о себе. Только о себе. И я люблю, а не воюю. Тебя люблю.