Фердыщенко же, наоборот произвел максимальное количество мудреных манипуляций – и походил по залу, и пошлепал ладонью по сгибу у локтя, и поприседал, и трижды сплюнул через левое плечо. Наконец, немилосердно, до синевы, перетянул руку ганиным ремнем, сделал укол и протянул шприц князю.
– Нет, спасибо, меня и так прет наяву и без всякого «компота», – отложил в сторону приспособление Мышкин.
– Я все время размышляю, – сказал Ганя князю, – зачем я деньги вернул? Ведь так все ладненько получалось – интересная работа, начальный капитал, небольшое предприятие по утилизации промышленных отходов, а как следствие – улучшение характера и прекрасный аппетит… – Он не успел договорить, потому что его тело выгнуло дугой, глаза закатились, и изо рта пошла пена.
– Да-с! По всему видно – хороший раствор, – опасливо констатировал Фердыщенко, глядя на Ганю.
– Зря он деньги отдал, – тихо сказала Варя, – все так ладненько получалось, интересная работа, случайные деньги, маленький заводик по утилизации промышленных отходов и как следствие – улучшение характера и прекрасный аппетит … – И ее тоже начало скручивать в штопор.
– Определенно ни все в порядке! – совсем уж испугался Фердыщенко и предложил князю. – Может, заранее «скорую» вызовем. Мы и потащимся и спасемся заодно.
– Вы не бойтесь, – успокоил его Мышкин, – я этот раствор знаю. У него всегда такой приход.
– Я бы слушал вас всю свою биографию, – поблагодарил его Фердыщенко и сказал: – Определенно, зря он деньги отдал, крошечный заводик по утилизации промышленных отходов и прекрасный аппетит… – И с Фердыщенко произошло тоже, что с остальными.
А князь сидел и ждал. И попутно рассматривал вывешенные на стенах картины. На одной было изображено море. После небольших сомнений князь, включил музыку, разделся до трусов…
В себя, его привел, чей-то доверительный голос:
– Ваше сиятельство! Господин Рогожин изволит пригласить вас сегодня в 19.00 на французский ужин при свечах в дом одной известной вам особы. Машина подана.
Мышкин открыл глаза и обнаружил две вещи – во-первых, то, что он лежит посреди галереи без штанов в луже, и, во-вторых, то, что над ним стоит человек из рогожинского окружения, одетый в лакейскую ливрею.
– Одну секундочку! – поднялся он на четвереньки и начал искать свою одежду.
Лакей услужливо подал ему недостающий носок.
– А я вас узнал, – сказал князь. – Мы с вами вместе из Швейцарии ехали… Ну, как уладили вопросы с жилплощадью?
– Да, все некогда. С Парфёном Семеновичем разве отдохнешь. Неуемной энергии человек.
Сцена 84. Загородная натура. Улица поселка
Лимузин доставил к дому Настасьи Филипповны как раз к установленному часу.
Сцена 85. Двор дома Настасьи Филипповны
Рогожин в фиолетовом смокинге сам встретил его у калитки.
– Здравствуй, брат мой названный! Проходи! – похлопал он князя по плечу, пропуская вперед.
– Извините, что я в таком виде, не было возможности привести себя в порядок, – извинился Лев Николаевич, проходя по коридору в гостиную.
– Брось! – успокоил его Парфён. – Будут только свои. Проще говоря – я и ты.
Сцена 86. Дом Настасьи Филипповны.
Обеденный зал
Они вошли в зал, и расселись по разные стороны прекрасно сервированного стола.
– Не стесняйся князь, отведай моей кухни, сам готовил, – похвалился Рогожин, – и водочкой не побрезгуй. Отличная водочка. Я ее из Костромы вожу. Друг Петрович выпускает. Нет лучше напитка под птицу и мясо.
– Не знаю, стоит ли? – начал сомневаться Мышкин. – Признаться, я сегодня чуть на наркотики не сорвался. Восемь лет ни куба, а сегодня …
– Наркотикам нет! – постановил Парфён, все-таки наливая ему в рюмку водки. – Что это такое – наркотики! Разве это удовольствие!? Хаос один. И кто их придумал!? Ботаники некультурные. А водку!? Сам Менделеев! Великий ученый. Отец всей химической таблицы! Светоч!
– Великий ум, – поддакнул гость, накладывая себе в тарелку закуски.
– А настоящая водка – это не пьянство, а ключ, – продолжил разглагольствовать Рогожин. – Ключ к своей совести. С нее-то и начинается настоящая мудрость. Жил человек какой-нибудь думать не думал, деньги зарабатывал, с бабами спал, музыку слушал, а однажды где-нибудь на улице увидал старушку убогую, и стало ему стыдно, за то, что он жизнь свою бессовестно прожигает – дар бесценный, а у других этого нет. И начинает он задумываться, о семье мечтать, о любви и покое. Как я предположим.
– Задумываетесь? – не поверил князь.
– А как же! – воскликнул Парфён. – Давно голову ломаю, по ночам не сплю. Мне же тоже любви хочется, сохну я без любви.
– Ну, у вас теперь Настасья Филипповна, – заметил Мышкин, закусывая бужениной водку.