Даурия

— Нет. Теперь дела не те. Атаман имеет весьма ощутительную помощь от наших союзников. С организационной неурядицей покончено. Большая работа проведена среди ононского и караульского казачества. Обеспечены восстания в тылу. Словом, до прихода атамана остались считанные дни.

— Это приятная весточка. Стало быть, надо готовиться. Как ты, Елисей, думаешь? — спросил Сергей Ильич.

— Тут и думать нечего. Надо сколачивать надежных казаков.

— Вот это похвально. Так и нужно действовать, — польстил Каргину Истомин.

— Ну, и мы у себя не отстанем в Орловской, — прогудел дьякон. — Взрыхлим, так сказать, почву…

К вечеру Истомин уехал по другим станицам и поселкам сколачивать контрреволюционные группы, из которых выросли потом, через год, оголтелые кулацкие дружины, творившие суд и расправу над всеми, кто сочувствовал красным.

Проводив его, Сергей Ильич вышел с гостями на улицу.

На площади толпилась молодежь. Федот Муратов и еще какой-то парень в широких плисовых штанах играли с девками в горелки. Тут же, неподалеку, казаки катали бабки, играли в карты. Кто-то грубым, пропитым голосом громко кричал:

— Замирил, да три с полтиной под тебя!

— Видать, крупная игра идет. Боюсь, что скоро кулаки в ход пойдут, — рассмеялся Гусаров.

— Чего доброго, а за этим у наших дело не станет, — отозвался Каргин.

Сергей Ильич глубоко и шумно вздохнул, поглядел на площадь, на ясный и теплый закат, весело сказал:

— Ну, братцы мои, полегчало на сердце. Может, оно и опять по-старому заживем. А то ведь и на улицу показаться страшно было. Заставим мы всю шантрапу под нашу дудку плясать, другие у нас теперь разговоры с ней будут.

— А не рано ли, Сергей Ильич, торжествуешь? — опять усмехнулся Гусаров.

— Нет, не рано. Вот дождемся атамана, а там и начнем дураков уму-разуму учить. — И он, прищурив глаза, сладко потянулся, как сытый кот.

XIV

На площади, возле церкви, собралась молодежь со всех концов поселка ставить большие качели. Крепко связанные березовыми кольцами шестисаженные бревенчатые козлы подымали длинными ухватами, сделанными из бастрыков. Поодаль толпились, луща китайские земляные орехи, казачата и девки, покуривали на камнях у церковной сторожки старики. Постановкой качелей заправлял Федот Муратов, обосновавшийся после возвращения с фронта у Платона Волокитина, от которого и ушел на службу. Вернулся он с полным бантом Георгиевских крестов. На Царской улице им откровенно восхищались. Богачи тонко льстили ему и всеми силами старались поссорить его с революционно настроенными фронтовиками. Обрабатывали Федота толково, и скоро забыл он, как собирался «пускать пух» из поселковых тузов, когда возвращались домой. Горделиво похаживая по улицам с гармонью через плечо, не разлучался он ни на минуту с крестами, а пьяный шумел и куражился больше прежнего. От своих недавних единомышленников отшатнулся и даже не здоровался с ними. Тимофей Косых дважды пытался поговорить с ним по душам, но всякий раз Федот отделывался шутками. Когда же Тимофей в упор спросил его, долго ли он будет еще носить на себе старорежимные побрякушки, Федот побагровел, гневно мотнул рыжим чубом и сказал, отчеканивая каждое слово:

— Ты моих крестов не трогай, они мне не мешают. Носил их и буду носить, а в советчиках не нуждаюсь.

— А если их силой с тебя снимут?

— Пусть попробуют… Горло перерву, а крестов не дам. Никто мне их заслуживать не помогал, нечего и теперь соваться. Я своим умом живу.

— Своим ли?

— У тебя не занимал.

— Вон ты как заговорил, — перестав улыбаться, разочарованно протянул Тимофей, а на прощание жестко бросил: — Ну-ну, смотри, Муратов. Голова у тебя шибко кружает…

После этого разговора Федот перестал заходить к Тимофею. Потом наслышался Тимофей, что зачастил Федот к Чепалову и Каргину, встречаясь с которыми на народе всегда здоровался за руку как с равными. «Хитро оплели Федотку, — подумал он тогда про Сергея Ильича и Каргина. — Не мешало бы им хвосты прищемить».

…Ставить качели Федот явился навеселе. Был одет он в белую чесучовую рубашку и в необъятно широкие шаровары с алыми лампасами батарейца. От всей его широкой медвежьей фигуры так и веяло силой и молодечеством. Где ничего не могли поделать трое, он подбегал и легко управлялся один, вызывая одобрительные замечания стариков.

Когда первые козлы стали подымать вверх, Роман охотно откликнулся на призыв Федота вместе с ним взяться за ухват, хотя и знал, что по силе он ему далеко не пара. Подымали козлы рывками. Торопливо перебегая под нависшими грозно бревнами, которые удерживались на привязанных к кольцу канатах, они ловко подхватывали их ухватом в самых опасных местах. Федот все время возбужденно командовал:

— Раз, два, взяли! — и со стоном налегал на ухват так, что Роман, желая не отстать от него, напрягался изо всех своих сил.