Даурия

Подъехал Василий Андреевич и строго осведомился, в чем дело.

— Какие-то неизвестные солдатики, господин полковник. Почему-то вздумали убегать от нас, — вскинув руку к папахе, лихим тенорком доложил Роман.

— Какой части? — спросил полковник холодеющих от страха солдат.

— Двадцать второго стрелкового, — заикаясь, дрожащим голосом ответил тот из них, который был без винтовки.

— Почему убегать вздумали?

— Врасплох-то за красных вас приняли, господин полковник.

— А куда и зачем идете?

— На Ошурковскую заимку, там наша полурота овес молотит, — отвечал уже без запинки солдат.

Василий Андреевич совсем было поверил ему и хотел уже распорядиться, чтобы солдат отпустили, но в это время Роман свирепо рявкнул на них:

— А где у вас погоны?

Солдаты вздрогнули и сразу стали ниже ростом.

— К партизанам идете, голубчики?

— Никак нет! Как это можно, — отчаявшись, упрямо твердили двое из солдат, не замечая, как сразу оживились и офицеры и казаки.

— А ну-ка, обыщите их, — приказал Василий Андреевич. При обыске у одного из солдат за подкладкой папахи, а у другого за голенищем валенка нашли собственноручно отстуканные Василием Андреевичем на машинке воззвания к белым казакам и солдатам. Василий Андреевич довольно покрутил усы, подмигнул Роману.

Роман, скрывая усмешку, спросил:

— Что прикажете делать с ними?

Василию Андреевичу захотелось открыться солдатам, ставшим вдруг для него родными, и похвалить их. Но ради предосторожности он решил не делать этого. И, жалея, что приходится напрасно мучить служивых, отдал команду, которая привела их в ужас:

— Отведите с дороги и ликвидируйте. Только без шума, — и когда солдат повели, шепнул Роману: — Отпустишь их и научишь, как лучше идти.

— Дайте хоть покурить перед смертью, японские холуи, — обратился к Роману солдат, который не сказал до этого ни слова.

— Давай закури, — протянул ему Роман портсигар, наклоняясь с седла. — Только вот умирать ты рано собрался и нас напрасно оскорбляешь. Ты меня с тем полковником не путай. Я и мои казаки давно сочувствуем красным и сами податься к ним мечтаем, да удобного случая еще не было. Берите ваши винтовки и идите своим путем. Только на Ошурковскую заимку не заходите, там казаки стоят.

Ошеломленные солдаты решили, что он смеется над ними, и уходить не торопились.

— Идите, идите спокойно, — сказал Роман и обратился к своим: — Поехали, братцы, а то полковник там ждет не дождется.

Солдаты продолжали стоять на месте. И только когда казаки скрылись за поворотом, один из них протяжно свистнул:

— Вот эт-та сотничек! Дай ему Бог здоровья, — и нагнулся подобрать свою винтовку, к которой до этого боялся прикоснуться.

На заснеженном перевале партизаны были остановлены японской заставой. От гортанного окрика часового Роман невольно вздрогнул. Он подобрал потуже поводья, пригнулся в седле и подумал: «Ну, что-то сейчас будет!»

То же самое переживали и остальные. Но Василий Андреевич спокойно ответил на окрик:

— Свои.

— Все на месте! Один подъезжает ко мне, — крикнул выбежавший на дорогу офицер, отчаянно коверкая русские слова.

Василий Андреевич подъехал к нему. Офицер навел на него электрический фонарик и, увидев золото погон, почтительно попросил предъявить документы. Подавая документы, Василий Андреевич, занимавшийся на каторге и в ссылке английским языком, осведомился — не говорит ли господин офицер по-английски. Получив утвердительный ответ, закатил он пораженному офицеру несколько сносных английских фраз насчет ужасной сибирской стужи, выразил сожаление, что доблестные воины Страны восходящего солнца вынуждены от нее страдать.

Английский язык лучше всяких документов убедил офицера, что перед ним настоящий полковник. Он любезно оскалился и разрешил ему и его эскорту следовать дальше.

Проезжая мимо высыпавших на дорогу солдат в волчьих шапках и с рукавицами на веревочках, партизаны разглядывали их и напряженно посмеивались.

Через двадцать минут увидели они хмурый притихший город. Благополучно миновав заставу на въезде в Большую улицу, Василий Андреевич вздохнул с облегчением. Половина дела была сделана.

Напротив городского собора какие-то гулящие казачьи офицеры спросили у ехавших за Василием Андреевичем Романа и Лукашки:

— Какая часть, господа офицеры?

— Особая кавалерийская, — козырнул им Роман.

— Есаула Савватеева там знаете?

— Знаю. Он теперь уже не есаул. В войсковых старшинах ходит, — ответил Роман и поспешил проехать.

— Хор-рошо подзалил! — выразил ему свое одобрение Лукашка.

В глухом больничном переулке дежурили дожидавшиеся партизанских представителей дружинники Каргина. Это были писарь Егор Большак и Михей Воросов.

— Где здесь можно обосноваться на постой? — спросил их условленной фразой Василий Андреевич.

Егор Большак приблизился к нему и негромко спросил:

— Разрешите спросить вас, ваше благородие…

— Спрашивай, спрашивай, — назвав Большака по имени и отчеству, ответил Василий Андреевич и протянул ему руку.

— Василий Андреевич! — ахнул Большак. — Ну и ну, брат ты мой… А ведь мы думали… Видок у тебя, дай Бог каждому — полковник и полковник.