«Давай-давай, сыночки!» : о кино и не только

Можно сказать, что моих авторов, Илью Нусинова и Семена Лунгина, отличает верность истине. Они всегда готовы с этой точки зрения пересмотреть собственные позиции, потому что они духовно богаты; или, наоборот, категорически настаивать на них, потому что они принципиальны.

Ведь главное не спор, не то, что разъединяет автора и режиссера, а именно то, что их объединяет, их согласие. Творческие содружества сильны не конфликтами, а именно дружбой, единством взглядов, привязанностей, убеждений. И тогда пусть будут споры – в них родится истина, и тогда, как не болезнен конфликт, он преодолим. Тут все определяет личность, и в первую очередь личность авторов.

Какие же они, мои авторы?

Ну, во-первых, очень разные!

Один – открытый, яркий, броский, шумный, блистательный, артистичный. Это Семен Лунгин. Он может неожиданно вспыхнуть новой идеей, смехом, гневом. Он может хлопнуть дверью или распахнуть ее и заключить вас в объятия. Он не постесняется набежавшей слезы, и в этом его мужское достоинство. Он не побоится проклясть, хотя ему легче простить.

Другой – вроде бы полная противоположность. Он мягок, негромок, он добротно серьезен. Он как-то запросто умен. Он очень сдержан, и там, где у другого хохот, у него неожиданно грустная улыбка. Это Илья Нусинов. У него замечательный дар слушать другого. И не только слушать, но и слышать. Его доверчивое внимание иногда столь обязывало меня, что я мог вдруг высказать идею, за минуту до этого даже не подозревая, что она у меня имеется.

Они разные, но не «лед» и «пламень», совсем нет.

В динамизме Семена Лунгина вы всегда угадаете четкое развитие мысли, а за спокойной сосредоточенностью Ильи Нусинова вы наверняка рассмотрели бы огромный темперамент. Они давно проникли друг в друга, обменялись достоинствами и поделили судьбы. Война, фронт, тыл, печали, радости – все пополам, хотя истоки у них разные.

Семен Лунгин окончил ГИТИС, работал в Московском драматическом театре имени К. С. Станиславского. За ним – его величество Театр.

Илья Нусинов учился на математическом факультете Московского университета. За ним – ее величество Математика. Театр и математика, искусство и наука – сочетание, удивительно созвучное духу времени.

«Высокое происхождение» моих авторов активно выразилось в их творчестве. Во всех их работах поразительно сочетаются свобода и необходимость. Все ярко, красочно, все похоже на импровизацию и одновременно все подчинено инженерному совершенству главной мысли.

Конструкции сценариев Нусинова и Лунгина настолько прочны, что они решительно выдерживают атаку самых разных творческих индивидуальностей, будь то мудрый Михаил Швейцер, поставивший по их сценарию одну из своих самых динамичных картин «Мичман Панин», или сокрушительно деловой Элем Климов, поставивший свою пока лучшую картину «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». Думаю, что только прочность сценариев «Внимание, черепаха!» и «Телеграмма» дала мне возможность не выйти из берегов.

Илья Нусинов и Семен Лунгин начали писать вдвоем еще до войны. Как раз перед войной была написана ими первая пьеса. После войны творческое содружество продолжилось.

Наконец они приходят в кинематограф для детей, сразу же заняв ведущее положение среди драматургов детского кинематографа.

Первый день съемок фильма «Внимание, черепаха!» совпал с Днем защиты детей. Это было чисто случайным совпадением съемочного графика и международного календаря. И когда на VII Международном кинофестивале в Москве картина получила главный приз, я подумал, что это случайное совпадение оказалось знаменательным: лозунг Московского кинофестиваля «За гуманизм в искусстве, за мир и дружбу между народами» – лозунг всего творчества моих авторов, Ильи Нусинова и Семена Лунгина. Они развивают детскую тему, как важнейшую и глобальную тему современного искусства. Это стало основой нашего согласия, нашего длительного творческого содружества, ибо так или иначе вот уже двадцать пять лет я занимаюсь тем же.

Однажды, а было это, как мне кажется, совсем недавно, мне неожиданно исполнилось сорок лет. Это потрясло меня как гром среди ясного неба, как обвал в горах, как удар тяжелым предметом по темени. Все время мне было где-то в районе тридцати, где-то, можно сказать, в районе молодости. Тридцать три или тридцать восемь – не имело значения. И вдруг на тебе – сорок! Было где-то в районе тридцати, и сразу пошел пятый десяток. В один день я постарел на двадцать лет.

Это произошло как раз во время работы над фильмом «Внимание, черепаха!», и, я помню, именно тогда родилась в картине щемящая интонация невозвратимости детства, желание погреться около его тепла, окунуться в бесконечность его просторов. Все действие фильма «Внимание, черепаха!» проходит за один-единственный день. И с этого момента начинает работать прочная конструкция авторов. Само количество и разнообразие событий огромного детского дня становится зримым образом детства и его замечательной тайны – протяженности детского дня.