– Мам! Мам, там это… там папа! – в кухню с квадратными глазами влетела Алена. – Ужасно выглядит, зовет тебя и не заходит…
Вытерев руки о первое попавшееся полотенце, я вышла в коридор.
В дверях стоял мой пока еще муженек. Вид у него был жалкий и побитый.
– Что с тобой? – в ужасе вымолвила я.
– Люба… Мне плохо без тебя, – выдавил из себя Серега. – Я скучаю по вам, Любань. Пустишь?
Я во все глаза смотрела на своего блудного мужа.
Господи… Похудел! Осунулся! Трехдневная (минимум!) щетина выглядела отвратительно, а мятая рубашка у моего прежде всегда ухоженного мужа вызывала жалость. И желание сию же секунду отутюжить, накормить, спать уложить.
При виде меня Сергунчик виновато опустил голову, словно боялся встретиться со мной взглядом. Понуро уставившись на свои ботинки, он молчал. В распахнутую настежь дверь тянуло декабрьским морозом.
– Что, мОлодец, невесел? Что буйну голову повесил? – весело спросила я – жалость моя улетучилась в одну секунду. – Что скажешь? Или помолчать пришел?
Краем глаза я успела заметить, как Алена подталкивает Настю ко входу в детскую и что-то успокаивающе шепчет ей. Настины огромные глаза были полны слез.
Вот мерзавец!
– Тебе чего тут надо? – прошипела я, наступая на Серегу. – Иди туда, откуда пришел, – нам тут в нашей жизни сквозняков достаточно. И дверь за собой не забудь закрыть!
– Любань, ты это… Ты права, Любань. Ты ругай меня, ругай, я это заслуживаю, – выдавил из себя муженек, вопреки ожиданиям, вваливаясь в прихожую и закрывая за собой дверь. – Только не гони меня, Любань, ладно? Мне плохо очень без тебя и детей. И вот тут… это…
Он вывернул свой карман и выгреб оттуда бесформенную кучу денег – много-много пятитысячных купюр. По моей прикидке, тысяч двести.
– Вот, возьми, это тебе и девочкам я принес, – он протянул мне деньги в раскрытых ладонях. – Это аванс за один объект тут за городом, я… Впрочем, неважно. Просто возьми.
Я машинально взяла протянутое. Купюры, беспорядочно сложенные, разлетелись по прихожей золотым дождем.
– Конечно, как деньги брать – это ты первая, – раздался за спиной ехидный голосок.
За спиной, естественно, возвышалась Леопольдовна. И когда это она успела тут появиться?!
– Мам, мы без тебя разберемся! Иди к себе, – рявкнул Серега, меняясь в лице.
Свекровь, что-то недовольно бормоча про себя, скрылась в комнате. Небось подслушивает теперь у замочной скважины.
Спустя два часа я подавала к столу ароматный горячий пирог с картофелем и грибами. Настороженная, натянутая гитарной струной Алена разливала чай. Настя, весело болтая, сидела на коленях у отца и рассказывала ему о своих школьных делах. Леопольдовна ютилась на краешке стола и делала вид, что все происходящее ее не касается.
– Папа, а ты насовсем пришел? – спросила Настя, нежно обнимая его за шею и заглядывая в глаза.
Она даже не замечала того, что Алена шикает на нее и делает большие глаза. А вот моя взрослая девочка, кажется, уже все понимает. И не спешит распахивать объятия навстречу блудному папаше.
– Зависит от мамы, – Серега долгим задумчивым взглядом посмотрел на меня. – Как она скажет – так и будет…
А я… У меня просто щемило сердце от переполнявших меня чувств. С одной стороны, казалось, что все вернулось на круги своя, и семья снова воссоединилась. С другой стороны… Серега не каялся, не говорил, что такого больше не повторится, не просил прекратить бракоразводный процесс.
А даже если бы просил.
Я не смогу больше жить с ним. С изменником, предателем и подлецом. Не смогу!!! Даже ради детей и престижного статуса замужней женщины.
А все же интересно, каким ветром его сюда занесло? Эвелина дала от ворот поворот? Это вряд ли…
Ответ на свой вопрос я получила позже, когда все разошлись по своим комнатам, а мы с Серегой остались наедине. Он сидел за столом, на своем почетном «отцовском» месте и пил чай из своей огромной кружки. Как в старые добрые времена. Я сидела напротив и молчала.
– Знаешь, Любань, я не хотел, чтобы все так вышло, – наконец нарушил он молчание. – Прости меня, ладно? Я столько боли тебе причинил…
«Так, Люба, не строй никаких иллюзий на его счет. Ему просто плохо, он скучает по привычному укладу жизни, вот и все. Что там советовал тот психолог из книжки? Соглашаться, убрать все колючки и главное – не проявлять собственной инициативы? Попробуем».
– Все в порядке, Сереж, – охотно включилась я в игру. – Наоборот, я очень благодарна тебе за все те годы счастья, которые ты дал мне. Хотела поблагодарить тебя за все – за любовь, за обеспеченную жизнь, за наших девочек, в конце концов! Ты был прекрасным мужем и отцом, а я просто не сумела удержать тебя по собственной глупости.
– Не говори так, ты вовсе не глупая! – Серега, удивленно внимавший моим словам, вдруг вскинулся и замотал головой. – Если в случившемся кто-то и виноват, то это я, и только я! А ты у меня всегда была славной. Мне вас так не хватает, Любаш. Не поверишь, как я скучаю по нашим вечерам, по даче, по сборищам, которые мы там устраивали.
Мы помолчали – каждый был погружен в свои мысли и воспоминания.