Давай никогда не встретимся

…Я висела под куполом цирка, глубоко дыша. Тело изогнуто дугой, мышцы напряжены до предела. Обычное выступление, как и прочие, и всё же бдительность не ослабевала ни на миг. Сотни глаз следили за мной со скамей. Глубоко вдохнув, я начала разматывать ленты, удерживающие меня на высоте. Разматывала быстро, точно, продолжая висеть в воздухе. Ленты обхватывали тело, стягивали грудь, оплетали бёдра, проходили между ног и захлёстывали шею. Сбросить один конец, перехватить другой, накинуть, пропустить, ослабить… Со стороны это казалось просто красивой игрой, на самом же деле каждое движение было выверено и отработано. На секунду я замерла, готовясь к финальному трюку, и под дружный вздох зрителей упала вниз. Ленты размотались за мной шлейфом. Я всё ближе к земле. Захватывающее чувство полёта сжало сердце, будто я падала в бездну, и в самый последний миг, за метр до арены, меня дёрнуло назад. Оставшиеся витки ткани прочно удерживали тело, не давая разбиться. Я развела руки и, перекувырнувшись в воздухе, мягко опустилась на ковёр. Люди захлопали; к ногам полетели цветы. Я улыбнулась, благосклонно кланяясь этому восхищению. Нас мало ещё было, гимнасток нового поколения, так что за постоянный риск мне доставалась приличная порция обожания. И, что гораздо важнее, хорошая зарплата.

– Перед вами выступала малютка Жульет! – объявил Голос цирка, и, снова поклонившись, я ушла за кулисы.

Там села у клетки с попугаем и с наслаждением вытянула ноги. Больше всего я любила первые минуты после номера, когда можно было перевести дыхание, расслабиться и лениво отдохнуть за сценой. Другие артисты развлекали публику, стараясь не перейти тонкую грань между ослепительной улыбкой и вымученным оскалом, а я, скрытая от чужих глаз, принадлежала лишь себе.

И всё-таки как они хлопали…

Я призрачно улыбнулась и погладила птицу сквозь прутья по клюву. Попугай довольно прикрыл глаза.

– Ты, как всегда, на высоте. В прямом и переносном смысле, – заметил заглянувший за кулисы Голос цирка.

Вообще-то его звали Крис, а должность называлась заумным словом «шпрехшталмейстер», но прозвище так плотно приклеилось к усатому лицу и подтянутой фигуре, что никто особенно не заморачивался.

– Спасибо, – улыбнулась я.

Мужчина обернулся на арену, где на упитанной лошадке скакала по кругу обезьяна, убедился, что объявлять дрессировщицу рано, и повернулся ко мне.

– Сегодня намечается большая гулянка, отмечаем успех новой программы. Даже не думай пропускать – ты у нас звезда вечера!

– Ненавижу гулянки, – поморщилась я.

– Все ждут лишь тебя.

– Неправда, все ждут выпивку. И зрелищ, а крутиться на лентах перед коллегами всё равно не стану.

– Не сопротивляйся ты так, – надавил Голос. Многозначительно улыбнулся. – Или у тебя есть планы поинтереснее?

Я покачала головой. Конечно нет. У меня вообще не было на сегодня планов.

– Тогда…

Я сдалась. Махнула рукой в знак согласия.

– Что с тобой сделаешь, приду.

– Отлично,– улыбнулся мужчина и снова оглянулся. – Кажется, мне пора. До встречи вечером!

– До встречи, – произнесла я, провожая его взглядом на арену.

Лошадь протрусила мимо меня за кулисы, потряхивая пухлыми боками.

– За Жульет!

Все чокнулись, и я отпила немного джина. Застолье мы собрали прямо за кулисами: притащили стулья и сели кругом, выпивая да обсуждая успехи вечера.

– Спасибо, – улыбнулась я. – Мы все были хороши сегодня.

– Почти все, – заметила молоденькая акробатка из труппы. – Я сделала тройное сальто только со второго раза. Уже представляла, как толпа меня освистает. А ведь так долго репетировала!

Радуясь, что внимание переключилось на другого, я откинулась на спинку складного стула. Молча прислушалась к разговору. Настроение было меланхоличное, и ни болтать, ни веселиться особенно не тянуло.

– Да брось, со всеми случается, – попытались её утешить.

– Не со всеми! Я готова была сквозь землю провалиться, – расстроенно ответила девочка, одним глотком осушая бокал.

Голос хмыкнул и подмигнул акробатке.

– Зачем же шла в цирк, если такая стеснительная? Могла бы работать кем-то ещё.

– О нет! – воскликнула девушка, смахивая упавшие на раскрасневшееся лицо кучерявые пряди. – Я отсюда никуда не уйду. Я с детства мечтала выступать на арене и лучше порепетирую лишний раз, чем сдамся.

– Забавно, – тихо сказал сидящий рядом со мной клоун с банальным именем Весельчак.

Заезженность этого псевдонима спасало только явное несоответствие имени и внешности. Сухой, низенький, с печальным вытянутым лицом и синими стрелками в уголках глаз клоун никак не тянул на весельчака. На арене он пользовался этим, выполняя все номера с таким серьёзным выражением лица, что зрители ухохатывались. Сейчас он спокойно потягивал из бокала напиток и без сценической депрессивности казался вполне обычным человеком.

– Хоть кто-то исполнил свою мечту, – добавил он в ответ на вопросительные взгляды. – Я замечал, что большая часть артистов ненавидит цирк всем сердцем.

– Ну, это не про меня, – отрезала акробатка, опрокинула в себя второй стакан и икнула.