Давай никому не скажем

Таков уж мой мир, который я сама для себя выстраивала годами. И я не променяю его ни на что на свете. Пусть сколько угодно, и кто угодно, говорит, какой невероятной и насыщенной может быть жизнь женщины, которая не работает, занимается ребенком и домашним уютом. Мой рай не там, не в домашнем кресле, и даже не в кресле косметолога. А здесь, в этом кабинете.

Дверь внезапно открылась, я резко повернулась. В дверном проеме стоит Артур. Он на мгновение замер, будто ожидая, что стану прогонять его. Потом отмирает и проходит в кабинет.

В груди сладко екнуло, и сердце ускорило бег. Я уже месяц избегаю встреч с ним и одновременно мечтаю все ему сказать. А потом представляю его реакцию, и меня накрывает волной страха. У меня нет иллюзий, вряд ли он обрадуется новости. Но дальше мы не пойдем, пока он не узнает всей правды.

Я снова отворачиваюсь к окну, обнимаю себя за плечи. Внезапно стало холодно, будто осенняя сырость каким-то странным образом пробралась в офис с регулируемым микроклиматом.

Каждый шаг мужчины в мою сторону ощущается покалыванием на коже. Я снова, так же, как всегда, реагирую на него. Мое тело не умеет врать. Оно хочет этого мужчину, несмотря ни на что. Но, кроме физического влечения, есть еще что-то. То, что невозможно сыграть, нельзя заставить испытывать.

— Нам нужно поговорить, — говорит Артур.

Он подошел совсем близко. Его голос раскатывается по телу, обволакивая и пленяя. С каждой нашей встречей, меня все сильнее влечет к нему. Но от этого не легче. Я сама все усложнила. И только мне разбираться теперь.

— Да, — отвечаю ему, не поворачиваясь.

Спиной я чувствую жар его тела. И не важно, что между нами расстояние и несколько слоев ткани. В памяти крупными буквами вбиты все воспоминания, связывающие нас.

— Почему ты не принимаешь приглашения родителей? — спрашивает Артур.

В отражении окна я вижу, как он смотрит на меня, как сдерживает себя, не разрешая себе даже прикоснуться. Вспоминаю, каким он был раньше, два года назад, как вел себя, забивая на мнение окружающих. Два года назад он бы не утруждал себя так, не пытался бы угодить. Он бы просто сгреб меня в охапку, отнес на ближайшую горизонтальную поверхность и занялся со мной сексом. Или трахнул бы прямо здесь, у окна.

Теперь он другой. Повзрослевший что ли. Понимает ответственность. Я почему-то уверена, что без моего разрешения он больше не позволит себе вольностей.

— Откуда ты знаешь о том, что она приглашала меня?

— Это я ее попросил.

Меня словно током прошибает. Он хотел меня видеть. Под любым поводом. Искал встречи. Потому, что на звонки я не отвечала.

— Зачем? — спрашиваю, глядя на него в отражении.

— Нам надо поговорить, — повторяет он, отвечая на мой взгляд, обжигая, как огнем.

Да, надо. Он прав. Но с чего начать? Я тут забыла тебе сказать, что у тебя есть сын. Но ты о нем не знаешь. Вернее, вы знакомы, но все же не так, как следовало бы. Хм, надеюсь в здании есть охрана на тот случай, если Артур захочет прибить меня после такого признания.

— Глеб уехал, — говорю обреченным голосом.

— Знаю, он в Германии, — отзывается Артур.

— Откуда ты знаешь? Он звонил тебе? — я резко поворачиваюсь к мужчине лицом.

Если Глеб звонил брату, говорил с ним, то, возможно, не все так безнадежно, как мне казалось. За прошедший месяц я извела себя мыслями о том, что дико виновата в том, что братья теперь стали врагами друг для друга.

— Нет, он не звонил, — говорит Артур. Его взгляд скользит по моему лицу. Останавливается на губах. Мужчина сглатывает. А потом усилием воли поднимает взгляд и смотрит в глаза. — Я говорил с его управляющим пару дней назад.

Черт, все еще хуже, чем я думала.

— Как думаешь, он сможет простить нас когда-нибудь? — спрашиваю мужчину с такой тоской в голосе, что выть хочется.

— Не знаю, — отвечает он честно.

Я устало выдыхаю, закрываю лицо руками. На глаза наворачиваются слезы.

Артур обхватывает мои запястья, убирает руки от лица. Его прикосновение обжигает, снова напоминая о том, как сильно мне дорог этот мужчина.

— Не надо, Кир, — говорит он, — ты не виновата ни в чем. Это все моя вина. Я не должен был влюбляться в жену своего брата. Не должен был делать очень многое из того, что сделал. И это мне надо извиняться перед Глебом и каяться. Но, Бог свидетель, если бы отмотать время назад, я сделал бы все точно так же. Нет, не так. Я бы поговорил с братом еще два года назад. Я бы не отпустил тебя с ним уже тогда.

Во все глаза таращусь на мужчину. Он сказал не так много. Но одновременно и многое. То, о чем раньше не говорил. А я считала его эгоистичным мерзавцем. Как оказалось, он просто не умел проявлять свои чувства.

— Ты не представляешь, что я пережил, когда узнал, что ты уехала, — продолжает он откровенничать. Так непривычно слышать от него это. — Я готов был на стену лезть от отчаяния. Думал плюнуть на все и поехать в Германию. Такой вот придурок, Кир. Я хотел разрушить твою жизнь, жизнь брата. Только ради душившего чувства собственности. Думал, что ты должна, обязана, быть со мной. Будто у тебя и спрашивать не надо. Представляешь, Кир?