Давай останемся никем

Мама приходит к нам спустя минут пять. В своём скромном синем халате, аккуратно причёсанная, входит внутрь и тут же притормаживает, заметив, что я не один. Я еще никогда не приезжал с кем-то. Это впервые. Взгляд порядком оживших за последнее время глаз становится шире, а губы складываются в немую «О».

Когда-то мама была очень красивой женщиной. И нет, это не лесть сына, так и было. Я не раз листал её юношеские фотографии. Высокая, стройная, темноволосая, с заразительной улыбкой, уверен, она привлекала мужское внимание. Да и надо признать, что училась она прекрасно. Работала в сфере технологий, глупой совсем не была.

Но сломалась…

— Привет, мам, — встаю, чтобы поцеловать её в щеку.

Сейчас ей сорок четыре, а выглядит гораздо старше. Но думаю, если придет в себя, она снова станет той, прежней, главное найти в себе силы и желание.

— Здравствуй, Скайлер, рада тебя видеть, — обняв меня, мама неторопливо проходит глубже в комнату.

Останавливается напротив Оливии и растерянно осматривает её. Пальцы нервно трутся друг о друга, она переводит на меня вопросительный взгляд. Подхожу ближе.

— Мам, это Оливия. Моя девушка.

Больше вопрос о том, кем именно она мне приходится, не возникает. Никаких «братьев и сестер».

Взгляд Оливии вспыхивает. Она встает со стула и так же, как и мать, немного растерянно осматривает её.

— Добрый день, — кивает вежливо.

— Добрый, я Энни, — наконец, улыбается мама, протягивая несмело руку.

Внутри меня всё натягивается. Звенит. Электризуется. Я никогда еще не знакомил никого со своей матерью. Её даже друзья мои из интерната не видели ни разу. Сначала я злился на неё и игнорировал, думал забуду, если перестану появляться дома, но не забыл. Ездил, проверял как она там, жива ли. Потом просто было стыдно хотя бы кому-то показать то подобие человека, которое она из себя представляла. А когда она начала лечиться, я вырос. Понял, что не особо это и нужно ни мне, ни кому бы то ни было еще.

А сегодня вдруг захотелось. Чтобы два самых важных человека в моей жизни узнали друг друга.

Оливия пожимает протянутую тонкую руку.

— Рада с Вами познакомиться.

Обнимаю её за талию, прижимая к себе. Малышка тут же оплетает мой торс руками, но взгляда от мамы не отводит. Они обе выглядят настороженными и нерешительными.

— Решили заскочить к тебе и завести немного фруктов. Ты как, мам?

Подталкиваю Оливию к скамье, стоящей у стола, и мы все вместе за него усаживаемся. Мама садится напротив.

— Я хорошо, сынок. Сегодня нам давали запеканку мою любимую. Ты же знаешь, как я каждый раз жду её. Нужно будет найти рецепт и самой вспомнить как её готовить. Может, и тебя угощу. Вас, — осекается, продолжая с интересом рассматривать Оливию. — Ты умеешь готовить запеканку? Творожную.

— Нет, — отрицательно качает головой моя девочка, — буду рада попробовать Вашу.

Лицо мамы в секунду светлеет, словно это было очень важно для нее.

— Я сделаю, — обещает она, активно кивая головой, — теперь точно сделаю! Кстати, Скайлер, я тебе связала кое-что. — спохватившись, она тянется к пакету, который принесла с собой, и достает оттуда вязанный шарф серого цвета. — Вот, — протягивает мне слегка дрожащими руками, — я надеюсь, тебе понравится.

Беру мягкую вещь крупной вязки и впадаю в легкий ступор. Она никогда еще не делала ничего для меня. Точнее, в детстве, возможно, делала, но я этого не помню. В груди тесно становится. И пусть я не ношу шарфов, сейчас это не играет роли. Сжимаю в кулаке плотную вещицу.

— Очень красивый, — восхищенно протягивает Оливия и проводит пальцами по толстым серым нитям, — я раньше тоже вязала. Кукле как-то платье сделала, когда мне лет двенадцать было. Себе митенки и брату носки. Он, правда, носил их только по дому, потому что ну сами понимаете — парню пятнадцать, а надо таскать вязанные носки, — хихикает она, вызывая у мамы широкую теплую улыбку, — но я его заставляла. Канючила, мол, я так старалась, а ты не носишь. Вот ему и приходилось.

На секунду представляю Зака в вязанных носках и издаю смешок. Да уж, эта девочка умеет уговаривать.

Разрядив немного атмосферу, Оливия замолкает, переводя на меня взгляд, и мама делает то же самое. В них столько ожидания, что я теряюсь.

— Тебе нравится? Если что, я канючить не буду, чтобы носил. Обещаю.

И снова улыбается. Сколько раз за последние семь лет она улыбалась? Я уже не помню. А сейчас сияет вся и глаза переводит с меня на Оливию и обратно. Не прячет, как до этого. И вины в них нет. Только неприкрытое любопытство и любование нами.

— Нравится, мам. Спасибо, — киваю, потому что для неё это важно.

Да что там, это и для меня важно. Хоть я до сих пор отказываюсь верить, что такое её состояние надолго, всякий раз опасаясь, что после её выписки всё вернется на круги своя, но в данный момент я тихо радуюсь. Хотя бы о том, что мне теперь будет что вспомнить, если вдруг…

— Я очень рада. — складывает она руки вместе, а глаза наполняются слезами. — Давно вы вместе, дети? — спрашивает она с любопытством.

— Не очень, — отвечает Оливия, — но планируем надолго.

— Серьезно? — слегка поддергиваю её я.