Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека

Отведя покосившуюся створку, Светлана проникла на территорию отделения.

Никите не нравился стиль посещения, но он готов был признать права Светланы на него. Если ей нравится про «бридо» и «коричневый творог», почему она должна навещать отца обычным способом. Оставалось, правда, неясным, как и когда она разведала этот странный маршрут по кладбищу через ручей. Никита не задал этот вопрос вслух, но получил на него ответ.

— Папа по этой дорожке ходит за сигаретами.

По парку, окружавшему старинную больницу, бродили больные. Бросалось в глаза то, что они не носили обычной больничной униформы, а были одеты в домашнее. Какой-то привилегированностью от этого повеяло. Впрочем, ничего удивительного — где же еще поправлять здоровье академику, как не в заведении особого рода.

Светлана шла так быстро, что Никита едва успевал за нею. Ему было неприятно так идти. Не хотелось в самый главный эпизод своей жизни вбегать запыхавшимся.

— Вон он.

Деревянная беседка в ошметках отставшей краски, кучка дымящихся листьев возле ступенек. Порывы дыма создавали ощущение неустойчивости, мнимости существования, и без того сильное в душе незаконнорожденного парня.

Он сидел спиной к подбегающим детям и лицом к многоэтажному корпусу, в окнах которого сияли-сверкали, бесились, истериковали лучи заходящего солнца.

Одинокий, странно желаемый.

Черные драповые плечи, грива волос бледно-седого цвета.

— Папка, привет!

Он начал поворачиваться, но не успел закончить поворот. Дочка взбежала по каменным ступенькам и припала щекой к щеке. Так что в тот момент, когда он был впервые увиден сыном, мог предъявить ему для обозрения лишь половину лица. Очень бледного, небритого (по крайней мере наполовину), с тусклым карим глазом и огромным, мощным полушарием лба. Левым. За что оно отвечает, за логику или за эмоции?

Когда дочь покончила с нежностями, отлипла и уселась рядом с папочкой, выяснилось, что у того имеется еще и длинный тонкий нос и седые, почти карикатурной пышности брови.

Никита с неприличной внимательностью рассматривал сидящего, не помня в этот момент ни своих азиатских скул, ни голубизны своих глаз, ни почти полной безбровости, ни широкого коротковатого носа. Да, он был похож на мать, а теперь вот пришел в гости к отцу.

— Кто это? — спросил Савелий Никитич, отвернувшись от Никиты и рассматривая заворачивающий за угол больницы белый халат с биксом в руке.

— Это Саша. Он согласился меня проводить. Он хороший. Саша, тебе будет неинтересно, поэтому сидеть здесь необязательно. Можешь, если хочешь, прогуляться. Я быстро, да, пап?

— Мне будет интересно, — сказал хороший Саша и сел на скамейку, устроенную внутри беседки по всему периметру. Глаз с отца он по-прежнему не сводил.

На самую короткую секунду Светлана смутилась, даже не смутилась, а удивилась. Но такое не длится долго, если у женщины есть дело. Светлана расстегнула свою сумочку и достала оттуда с десяток шоколадных плиток.

— В этот раз все без орехов и без наполнителей.

— Спасибо, дочка.

Савелий Никитич стал деловито рассовывать шоколад по карманам пальто.

— Как твои дела?

— Как, как, учу, воюю.

— А муж твой как, когда он возвращается?

Если бы Никита не находился в состоянии ступора, он бы решил, что эта реплика направлена против него.

— Хорошая девушка, да далеко живет, — усмехнувшись, сказала Светлана.

— Что ты сказала?

— Да ничего особенного. Ты же знаешь, куда он на этот раз потащился. Говорит, правда, что это очень, ну прямо очень важная поездка.

— Экспедиция, — поправил академик.

— Пусть экспедиция.

— Мой ученик, — раздумчиво улыбаясь, сказал Савелий Никитич.

— Твой, конечно, чей же еще.

— А мама?

— Она у нас трехжильная, вот я дву, а она трех.

— Ей тяжело, я знаю, — вздохнул академик.

— Даже не знаешь как. Из прокуратуры являлись на днях. Опасаются за нас.

— Из-за коллекции?

— Из-за чего же еще? Ничего прямо не говорят, но ведь и так все понятно.

Савелий Никитич нахмурился, брови сошлись на переносице.

Какой огромный лоб, подумал наконец Никита. В самом деле, наблюдая академика спереди, трудно было понять, как на его голове умещается растительность, увиденная сзади.

— Но это еще не все.

— Не все?! — Савелий Никитич полез в карман и достал очки, как будто дальнейшие сведения ему предстояло получить в письменном виде.

— Да, не все, — Светлана оперлась локтем на спинку скамьи. Выражение лица ее заявляло: сейчас я вам выдам. — Явился твой сынок, папочка.

— Сынок? — болезненное непонимание в застекленных глазах.

— Взрослый сын.

— Никиту имеешь в виду?

Никита сидел, схватившись сильными руками за доску скамьи. Он боялся перевести глаза с отца на сестру. То, что он вспотел и был покрыт бандами мурашек, нечего и говорить.

— Никитка никуда не уезжал и послезавтра он тебя навестит, или на следующей неделе.

— А кто тогда пришел?

— Ладно, не буду тебя мучить.

— Не мучай меня.

— Откуда-то из провинции явился парень, таких примерно лет, как Саша. В тех местах, где ты когда-то раскапывал, живет его мать, и вот эта мать внушила ему, что он происходит от тебя, понимаешь.

— Откуда явился?