Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека

В бесхозном подвале разворошили колонию безобидных бомжей. Эти дяди подземелья устроились под девятиэтажкой с некоторым даже комфортом. На сухом цементном полу валялось несколько продавленных матрасов, стояло кресло с отбитыми ножками. С низкого потолка свисала на кривом проводе пыльная лампочка и воровато светилась. По периметру обжитого закута шла толстая черная труба, как будто все здесь живущие были полуобняты удавом.

При появлении подполковника с его бригадой валявшиеся на матрасах кучи тряпья зашевелились, распространяя жалобный запах мочи.

— Встать! — рявкнул Бухов.

Команду эту, кряхтя и покашливая, выполнили все, кроме того, что занимал кресло. Он остался сидеть, вытянув ноги и перегоняя потухшую беломорину из одного угла рта в другой.

Русецкий подошел к нему и, наклонившись, просипел, почти не разжимая губ:

— Встань, дядя.

Щелчком отправив в угол окурок, гордый бомж приподнялся, почесывая волосатую шею. Выражение лица у него было независимое, почти презрительное. Лет под сорок, машинально отметил Леонтий Петрович, из приблатненных. Вон какие ухватки-ухмылки. Продолжить свое физиогномическое исследование ему не пришлось. Русецкий дождался, когда владелец кресла выпрямится окончательно, нанес ему быстрый и, видимо, очень грамотный удар. Бывший зек вернулся в кресло, но уже не гордым лидером подземного царства, а кучею корчащегося человеческого материала.

Подполковник поморщился. Он, боже упаси, не был толстовцем или пацифистом, не считал, что счастье на земле может быть установлено без применения силы. Он просто считал, что всему свое время и своя форма. Ну да ладно.

— Туда дальше можно пройти? — вежливо поинтересовался он у бомжа, стоявшего к нему ближе других. Опухшая щетинистая физиономия сделалась заискивающей, толстые потрескавшиеся губы разверзлись, показывая темную пасть, полную выбитых зубов.

— Тама штена, — прошамкал изгой общества.

Один из Толиков обогнул выступ, и оттуда раздался шлепок ладони о цемент.

— Крыши тама, — сообщил дополнительную информацию бомж.

Леонтий Петрович молча развернулся и молча направился к лестнице, ведущей наверх. Русецкий покидал подвал последним. Минуя беззубого, он равнодушно двинул его квадратным кулаком под ребра, и тот безропотно и беззвучно опустился на свое ложе. Он был рад кулаку как печати, удостоверяющей его право занимать этот уютный подвал.

Наверху опять подожгли табаку. Приключение в подвале немного развлекло ребят, но чувствовалось, что рейд им хочется закончить и идти пить водку.

— Ладно, — сказал Леонтий Петрович в ответ на немую просьбу, — дойдем до конца квартала — и все. Три вот этих домка.

Первый этаж ближайшего был занят детской библиотекой, наглухо запертой по случаю воскресного дня. Но будь она даже открыта, подполковник не стал бы туда врываться. Леонтий Петрович не утратил до конца веру в человечество, он не мог себе представить, что жуткий истязатель мог бы обосноваться в учреждении культуры. Хотя, если вдуматься, сам себе поставил запятую военрук, много есть примеров того, что именно заведения культуры и искусства, разные студии и секции служат рассадниками особо злостных и изощренных надругательств над тем, что звучит гордо, над именем «человек».

Не все, конечно, не все. Леонтий Петрович почувствовал необходимость внутренне одернуть себя. Надо уходить от облыжной критики, нельзя черной краской мазать всех деятелей культуры и просвещения. Нельзя, а хотелось бы, мелькнул напоследок в голове подполковника бесенок. Леонтий Петрович хотел его изловить и наказать, но не успел. Раздался сзади некий свист. Это один из Толиков. Бухов с Русецким уже по пояс спустились в цементную выемку в торце старого дома, намереваясь проверить железную дверь с надписью «ТОО Ответственность». Они вопросительно обернулись. Леонтий Петрович обернулся тоже. Толик выразительно показывал на приземистое старинное здание, когда-то, может быть, служившее конюшнею в усадьбе богатого горожанина. Теперь на этом здании была темная вывеска из рифленой пластмассы: «Вторсырье».

— Ну и что? — сип Русецкого.

— С той стороны дверь, — громкий шепот Толика. Подвальные исследователи среагировали не сразу. Над ними довлело догматическое представление, что подвал может быть только в большом доме. Хотя, собственно говоря, почему бы не оказаться ему под этим приземистым, вросшим в землю памятником непрезентабельной старины. Может быть, кровавый естествоиспытатель как раз и рассчитывал на то, что косное мозгостроение противника не позволит ему отвлечься от слишком прямого пути поисков.

— Какая дверь? — поморщился Бухов.

— Дверь, говоришь? — подполковник поцокал языком. — А ну, пойдем поглядим.

И он решительно, почти не прихрамывая, отправился к палатке вторсырья.

Толик все разведал правильно. В тыловой части здания, укрытая от посторонних глаз пыльными, но развесистыми жасминовыми кустами, имелась двустворчатая дверь. Рядом стояли на земле амбарные, густо заржавевшие весы. По их виду легко можно было понять, что эта точка по приему макулатуры и тряпья не пользуется вниманием населения.