Эта белая гадость покусилась на самое святое, что у меня есть - на мой труд, на труд еще сотен и тысяч ребят-миростроителей. Она хотела убить не только Леонтьева и Макарина, загнав их в поле больших перегрузок. Она хотела убить всех нас, убивая наш труд.
Кто-то должен остановить белого агрессора. Раз и навсегда. Почему не я?
Этот мир - мой, и никакой белой сволочи я его не отдам, даже если она сильнее меня в миллионы раз.
Мягкий шлепок ладонью по сенсору. Двигатели “Галеона” взвыли, вложив в последний рывок всю свою силу и мощь.
Борт десантного модуля ударил в самую вершину белой пирамиды.
Антигравы гасили перегрузку внутри модуля, но все же инерция швырнула нас вперед, силясь вырвать из пилотских кресел. Ремни-фиксаторы впились в грудь, сжимая ребра.
Удар “Галеона” отсек вершину пирамиды от спускаемого аппарата. Теперь ее острая оконечность вонзилась в днище нашего десантного модуля. Мы успели ощутить пресс пятнадцатикратной перегрузки, прежде чем антигравитаторы восстановили нормальный гравитационный режим внутри нашего корабля.
- Получилось! - Лосев в сердцах ударил кулаком по колену.
- И мы даже живы! - я вымучено усмехнулся.
Что-то сломалось во мне. Лопнуло, как лопается скорлупа, когда цыпленок выбирается из яйца на свет.
Я перестал быть простым миростроителем. Сотни и тысячи человеческих миров требовали моей защиты. И я был готов защитить их. Даже ценой собственной жизни.
Антигравы работали на полную мощь, ежесекундно отжимая “Знамя” вверх, постепенно возвращая его на прежнюю, расчетную траекторию.
Пирамида рванулась в сторону, пытаясь выйти из гравитационных пут десантного модуля. Но Игорь усилил напряжение поля, удерживая “беляка” в сети:
- Берем в плен эту чертовщину, командир?
Я не успел ответить. Пирамида взорвалась изнутри, распалась на тысячи и миллионы белых песчинок, снежным вихрем ушла вверх, исчезнув где-то на границе атмосферы и космоса...
Алексей Леонтьев и все, все, все -10
ДОМА!
...Ад длился вечность. Во всяком случае, у меня было такое ощущение.
На самом же деле, как потом я определил по бортовым часам, зону повышенных перегрузок мы прошли всего за шесть с хвостиком минут.
...Вдруг осознал, что я есть. Существую. Дышу, хрипло всасывая в легкие воздух.
Стал медленно приоткрывать веки, опасаясь спугнуть дивный цветной мир, который из белых, серых, черных и еще Бог знает, каких пятен вновь стал складываться перед глазами.
Пульты, иллюминаторы, крышка люка - все это странным образом качалось передо мной, закручивалось спиралью, замирало на месте и снова начинало призрачный танец, но уже в обратную сторону.
На грудь и ребра больше не давил мощный невидимый пресс. Я задышал часто и глубоко, стараясь набрать как можно больше воздуха в изголодавшиеся по нормальному дыханию легкие. Ребра тут же отреагировали тупой ноющей болью.
- Ожил, Лешка, - прохрипел кто-то рядом. - А я уже думал...
“Макарин, - вяло сообразил. - Это Олежка Макарин!”.
Тело еще плохо слушалось, но я скользнул вдоль скафандра правой рукой и отщелкнул замки гермошлема. Рванул вверх стеклянный колпак.
В спускаемом аппарате гулял легкий ветерок. Или это мне только показалось?
- Алексей, у тебя кровь под носом...
Коснулся лица тыльной стороной перчатки. Грязно-рыжее пятно уже подсыхающей крови.
- Наверное, сосуд в носу лопнул, - потянул воздух ноздрями. - Мне показалось или... По-моему, перегрузка была совсем не пять единиц.
- По-моему, даже не десять, - Олег хрипло закашлялся. -Знаешь, я ведь тоже отключался. Только очнулся раньше.
- Слушай, а ведь такой перегрузки не может быть при управляемом спуске, да? Значит, мы сорвались на баллистическую траекторию. И садимся где-то в Южном полушарии. Всю жизнь мечтал окунуться в Индийском океане...
- Шутки - шутками, а хорошего в этом мало...
- Как у нас со связью? Я что-то ничего не слышу.
- Тишина, - подтвердил Олег. - Эфир молчит. Даже помех нет.
- Плохо, - я сглотнул последний комок перегрузки, застрявший в горле. - Значит, садимся вдали от поисковых групп. Где-нибудь у черта на куличках.
- Не факт, - возразил Макарин. - Может, что-то с антеннами?
- Сразу со всеми? Чепуха.
За спиной громко щелкнуло. Пружины резко приподняли наши кресла над днищем отсека.
- Посадка! - я рывком подтянул ноги к животу, группируясь. Заныли “утомленные” невесомостью, а потом еще и перегрузкой, мышцы спины.
За бортом громыхнули двигатели мягкой посадки. Уши мгновенно заложило невидимыми ватными тампонами. Снизу что-то огромное и массивное ударило в днище корабля.
Наш маленький мир, ограниченный стенками спускаемого аппарата, накренился, опрокинулся и закачался как маятник, постепенно замедляя движение.
Скосил глаза в иллюминатор. За покрытым коричневой копотью стеклом ясно можно было различить пучок желтой, высохшей травы.
- Есть посадка, - констатировал я. - Сели на сушу.
- Я это почувствовал, - возмущенное кряхтение донеслось откуда-то сбоку и сверху. Спускаемый аппарат завалился на бок. Олег теперь оказался надо мной. - И это они называют мягкой посадкой!