- Ага, это ты молодец, - хвалит Жорка. - Ну, и что?
- Полный облом. За десять минут до старта “Сервейора” спецбригада передала все управление официальному центру управления полетом и убыла со стартовой площадки. “Шмель” пока оставался в зоне запуска, наблюдал старт “Сервейора” и его полет на орбиту. Когда я убедился, что ракета-носитель доставила космический аппарат в космос, отдал “шмелю” приказ сменить объект наблюдения. Но, увы... Спецбригады уже и след простыл.
- То есть? - брови Милентьева снова удивленно изгибаются.
- За двадцать пять минут сто тридцать семь разновозрастных мальчиков и девочек резво собрали вещи, сели в “Боинг” в ближайшем аэропорту и убыли в неизвестном направлении, - поясняю с улыбкой.
- Э... Это как?
- Был заказан спецрейс. Заранее заказан, Жора. Сразу после взлета самолета, он исчез из зоны видимости радаров. Авиадиспетчер сначала поднял тревогу, но тут ему позвонил очень высокий чин из Пентагона и сказал, что паниковать не следует. Проводится, мол, совершенно секретная операция.
- Вот как... Все-таки из кустов с малиной показались ушки Пентагона...
- Вот это я и хочу сейчас установить. Поэтому резиденту Волянецкому нужно разрешение куратора Милентьева на проведение кое-каких изысканий среди столпов вашингтонской бюрократии...
- Конечно, конечно, - Жорка кивает. - Кстати, в последние дни загадки стали возникать не только у тебя. Вот полюбуйся.
Он ныряет рукой во внутренний карман пиджака, достает обычный почтовый конверт, а из него - фотографию. Фото ложится передо мной на стол.
- Получено с орбитальной базы службой наблюдения, -поясняет Милентьев. - Во время планового сканирования комплекса “Знамя”-“Лунник”. Постоянно они Леонтьева и Макарина не ведут. Но три раза в течение каждого часа дистанционно щупают. На всякий случай.
Я рассматриваю снимок. Вытянутую бутыль ракетно-космического комплекса венчает закругленная “пробка” - космический корабль “Знамя”. Чуть в стороне, выше и впереди, висит ослепительно белый шар. Соотношу его размеры со “Знаменем”. Если я не ошибаюсь с оценкой расстояния и перспективы, то размеры шара невелики - что-то около метра в диаметре.
- Неопознанный летающий объект, - отодвигаю фото к Милентьеву. - Глюк аппаратуры, скорее всего.
- Версия проверена и уже не рассматривается, - Жорка качает головой. - Сканеры работали без сбоев. Этот кругляш исчез примерно через полторы секунды после того, как мы его нащупали. Даже приблизительно прозондировать его не успели. А через полчаса на “Знамени” случился сбой в компьютерной системе. Не включилась автоматическая ориентация комплекса.
- Ты думаешь... - я осекся.
- Не знаю, что и думать, - на лбу Милентьева обозначились вертикальные складки. - Может, это случайное совпадение. А может и нет... Тут еще этот твой “Сервейор”!
- Не вижу связи между американским зондом и этим... шаром.
- Как знать, как знать...
Он задумчиво пробарабанил пальцами по столу и обронил устало:
- Собирай дополнительную информацию, Чеслав.
Мартын Луганцев и его собеседники - 4
(записки журналиста)
“А ВМЕСТО СЕРДЦА - ПЛАМЕННЫЙ МОТОР!”
- И это все? - Инга недовольно морщит носик. - Это статья об академике Глуховцеве? Вся и целиком?
- Да, это статья об академике Глуховцеве, - киваю. Я лежу на диване в гостиной, заложив руки за голову, и рассматриваю монотонную белизну потолка.
Настроение - хуже некуда...
Никак не могу прийти в себя после разговора с Синицким.
Что же это получается? Я фактически дал свое согласие улыбчивому Павлу Петровичу писать доносы на Ингу. На мою Ингу. На мою любимую женщину.
Трус. Тряпка. Полное ничтожество.
Чувствую себя, как человек, которого ни с того ни с сего с головой макнули в выгребную яму...
В довершение к этому сегодня после вычитки академик Валентин Петрович Глуховцев вернул мне согласованное для публикации интервью. Объемистый материал на целую газетную полосу превратился в пять страничек печатного текста через полтора интервала.
- Март, Аджубеев тебя по головке не погладит. Он разделает твою статью в пух и прах, - сочувственно вздыхает Инга. Она сидит в глубоком кресле за журнальным столиком и вертит в руках те самые пять листочков текста, которые сегодня утром доставил курьер с фирмы Глуховцева. С личной запиской от самого академика - мол, материал окончательный и правкам и корректировке не подлежит. - Это же халтура, а не интервью! Огрызок какой-то! Для заводской многотиражки -может быть, и прокатит. Но не для всесоюзных “Советских Известий”!
- Я этот огрызок и не читал толком, - признаюсь с горечью. - Взглянул на его объем, и у меня сразу пропало всякое желание вообще это читать!
- Может, все-таки попробовать как-то дополнить текст? -Инга задумчиво теребит пальцами локоны светлых волос. -Вставить что-нибудь, расширить некоторые абзацы...
- После записки Глуховцева с категорическим требованием опубликовать именно такой текст? - я скептически фыркаю.