«Давай полетим к звездам!»

- А давай вот как поступим, - говорит Инга после минутного раздумья. - Ты отдашь Аджубееву завтра утром два варианта статьи: этот, с глуховцевской правкой, и свой вариант, полный. И пусть уж Алексей Иванович решит, какой из них пускать в печать.

- У меня нет первоначального варианта статьи, - я сажусь на диване и сокрушенно развожу руками. - Перед вычиткой помощник Глуховцева отобрал у меня все три напечатанных экземпляра. И даже заставил выдрать и забрал странички с пометками из рабочего блокнота. Секретность, понимаешь ли!

- Хорошо, давай попробуем восстановить большой материал из этого ошметка, - предлагает Инга.

- Не хочу читать и править этот опус, - раздраженно огрызаюсь я. - Вообще не желаю к нему прикасаться. Противно, понимаешь?

- Понимаю, - Инга кладет теплую ладошку мне на руку. -Ну, хорошо, давай я буду читать текст в голос, а ты будешь меня останавливать и вносить поправки.

- Давай, - соглашаюсь вяло. Соглашаюсь не потому, что мне хочется исправить продукт “письмотворчества” глуховцевских помощников, а только потому, что не хочу обидеть отказом Ингу.

Она терпеть не может, когда я впадаю в депрессию и, как Инга говорит, становлюсь похожим на “спящую медузу”. Слава Богу, что рефлексирую по поводу неудач я крайне редко. “Хвост всегда нужно держать пистолетом!” - вот мой жизненный принцип.

- А потом мы вместе напишем окончательный текст. Ты прелесть! - тянусь к ней, чтобы поцеловать в персиково-нежную щечку, но Инга ловко уворачивается и шутливо грозит пальчиком:

- До конца работы - никаких поцелуев. Даже не надейся!

Я вздыхаю и снова растягиваюсь на диване:

- Ладно, поехали...

Инга, кашлянув, принимается за чтение:

- “А вместо сердца - пламенный мотор!”. Заголовок такой... И подзаголовок: “Беседа с главным конструктором ракетных двигателей Валентином Петровичем Глуховцевым”.

Она замолкает, недовольно надувает губки и сообщает:

- Заголовок, согласись, трафаретный. Литературным штампом попахивает... Сам придумал или...

- Или, конечно. Их вариант. Фирменно-глуховцевский. Глуховцевско-фабричный. Но предлагаю его таким и оставить. Дабы не дразнить гусей с первой же строчки.

- Как скажешь, - Инга пожимает плечами и продолжает чтение:

- “Академик Академии наук СССР, Главный конструктор большинства советских ракетных двигателей Валентин Петрович Глуховцев - фигура в ракетостроении и космонавтике известная. Для специалистов космической отрасли в рекомендациях и представлениях он не нуждается. Не будет преувеличением сказать, что почти в каждом космическом пуске есть немалая доля творческого вклада академика Глуховцева и его сотрудников”. Гм, не очень ли скромно?

Инга иронически хмыкает. Она органически не переносит хвастовства. Даже на бумаге.

- Так все и есть, - констатирую я. - Глуховцев действительно настоящий корифей ракетного двигателестроения. На его двигателях летает большинство наших космических и боевых ракет. Исаин, Кузнецовский, Люльков даже отчасти с ним сравниться не могут. А для самого Глуховцева ракетные двигатели - основа всего космического аппарата. Знаешь, какая у него любимая поговорка? “С хорошим двигателем даже забор взлетит”.

Инга недовольно поводит бровями и продолжает чтение:

- “Среди коллег Валентин Петрович слывет человеком обаятельным, умным и очень скромным. Его авторитет у сотрудников конструкторского бюро беспрекословен”. Что, и это правда?

- Как тебе сказать... Перед поездкой к Глуховцеву я разговаривал с нашим Михаил Николаевичем... С Пилипенко, нашим спецкором... Он Глуховцева знает, как облупленного: уже больше десяти лет пишет о космонавтике. Знаешь, что он сказал о Валентине Петровиче? Глуховцев в общении с окружающими людьми почти всегда надменно-высокомерен. Пилипенко не припомнит случая, когда бы наш академик по-хорошему рассмеялся или хотя бы улыбнулся.

- А твои личные впечатления о Глуховцеве?

- Очень корректный и сдержанный человек. Не подвержен резким перепадам эмоций. Пилипенко утверждает, что никто и никогда не слышал, чтобы Валентин Петрович кого-то отругал или устроил разнос. Даже в самых критических ситуациях он, как говорится, застегнут на все пуговицы.

- А внешне он как? - Инга заинтересованно вскидывает взгляд. - Как одевается?

- Седовласый, стройный, двигается очень неторопливо, -припоминаю я. - Мягкий голос, какой-то очень уж спокойный, обволакивающий. У него явный талант о самых интересных вещах рассказывать обыденно и без лишних эмоций.

- Одежда? - напоминает Инга.

- Глуховцев был одет в безупречно отглаженную темно-коричневую тройку. Белая рубашка с накрахмаленным воротником, темный галстук. И на лацкане пиджака такой же значок со странной подписью Гагарова, как у Королевина и Михеева...

Инга и снова углубляется в чтение:

- “Ракетными двигателями Валентин Петрович Глуховцев стал заниматься значительно раньше корифеев ракетной техники Цандерова и Королевина”.

- Вот здесь стоп, - прерываю Ингу. - Есть дополнительные подробности. Глуховцев слишком многое опустил в окончательном варианте интервью.

- Например? - Инга целится карандашом в текст статьи, готовясь вносить поправки.