«Давай полетим к звездам!»

Гай Ильич пускается в рассуждения о том, что космонавт-исследователь, одетый в скафандр, должен сохранить все двигательные и рабочие способности человека в обычных условиях. Вот какой на Луне рельеф? Самый разный. Спуски, подъемы, пересеченная местность. Человек в скафандре должен легко ходить по лунному грунту при любом рельефе поверхности. Если, - не дай Бог, конечно! - космонавт споткнется и упадет, ему необходимо суметь без посторонней помощи подняться на ноги. Космонавту требуется свободно сгибать руки и ноги, нагибаться, чтобы поднять лунные камни с поверхности. Ему придется выполнять в перчатках простейшие монтажные операции. И не стоит забывать, что все это скафандр будет обеспечивать в диапазоне температур от минус ста тридцати до плюс ста шестидесяти по Цельсию. Кроме того, желательно, чтобы космонавт мог в случае необходимости подкрепиться - поесть, попить. Ну, и удовлетворить прочие естественные надобности, разумеется...

- И что, все эти системы размещаются “на борту” вашего скафандра? - позволяю себе усомниться я. “Сомнение” - один из способов раззадорить собеседника на более подробный рассказ.

- Не на борту, а на спине, - поправляет Гай Ильич. -Космонавт “входит” в скафандр через дверцу - люк на спине. В этой “двери” размещается вся система жизнеобеспечения скафандра.

Мы беседуем еще почти целый час об устройстве бортовых систем “Кречета”, количество исписанных страничек в моем блокноте стремительно множится. Материала для статьи уже более чем достаточно, и я решаю закругляться:

- Гай Ильич, и последний вопрос. С технической точки зрения, ваш скафандр - само совершенство. А достаточно ли он удобен для передвижения человека по Луне?

Вопрос с подковыркой, но Северцев задумался лишь на секунду, формулируя ответ:

- Минувшей зимой был такой случай... Один из наших испытателей решил на спор пробежать в “Кречете” вокруг испытательного корпуса.

- И пробежал?!

- Пробежал! - Гай Ильич хохочет. - А случайным зрителем во время этих “испытаний” оказался генерал из Государственной комиссии, которая приехала принимать наш скафандр. Он, бедняга, долго не мог оправиться от шока. Представляете, вечер, тишина, снег падает... И вдруг из сумерек появляется бегущий человек в лунном скафандре!

- Занятная история! - я закрываю блокнот. - Постараюсь использовать ее в тексте статьи. Можно?

- Можно, можно, - машет рукой Северцев. - Этот случай -давно уже часть нашего производственного фольклора.

Мой взгляд скользит по кабинету и снова упирается в портрет Гагарова на стене.

“А вот интересно, - приходит в голову шальная мысль, -видит ли этот портрет сам хозяин кабинета? Если и я, и Инга видели этих “Гагариных”, а на фотографиях их не было, то есть вероятность, что и Северцев может не видеть портрет. Как, возможно, не видели “гагаринские” изображения Королевин, Глуховцев и все прочие... Вдруг этот бред преследует только меня и Ингу?”

Портрет висит невысоко, и я вполне могу коснуться его рукой. Нужно только сделать шаг к стене и поднять руку.

“Неужели и этот портрет мне только кажется? - я не в силах оторвать взгляд от изображения Гагарова. - А выглядит так реально... Красивая яркая фотография в аккуратной деревянной рамке. Вот только в правом углу рамки едва заметная трещинка - дерево рассохлось, наверное...”

Портрет совсем рядом. Улыбающийся Гагаров, кажется, смотрит прямо на меня. И я решаюсь.

- А портрет Гагарина у вас красивый, - говорю, пряча в сумку блокнот с ручкой, и киваю в сторону стены. - Очень похож на настоящего Гагарова. Как две капли воды.

- Портрет? - удивленно переспрашивает Северцев. - Ах, да... Портрет. Конечно, похож. А как же иначе?

- Если бы не подпись, ни за что бы не догадался, что это Гагарин, - гляжу в лицо конструктору.

- Ну, это само собой, - Гай Ильич слегка щурит глаза, рассматривая изображение Гагарова-Гагарина на стене - так, словно увидел его впервые. - Они же практически идентичны! Различие только в фамилии.

Делаю шаг к стене, поднимаю руку и касаюсь пальцами сначала деревянной рамки, а потом стекла, прикрывающего фотографию.

- Это подарок Юрия Алексеевича, - говорит за моей спиной Северцев.

Я совершенно явственно ощущаю подушечками пальцев небольшие шероховатости на деревянной рамке, чувствую легкий холод стекла.

- Гай Ильич, - указываю пальцем на размашистую подпись в углу портрета и поворачиваюсь лицом к профессору. - А кто такой Гагарин?

Северцев удивленно хлопает ресницами:

- Э... Как это кто? Первый космонавт!

- А Юрий Алексеевич Гагаров тогда кто? - намеренно произношу последний слог в фамилии Гагарова с ударением.

Главный конструктор Северцев явно пребывает в замешательстве. Удивленно моргает глазами, на щеках даже проявляется легкий румянец. Пауза длится несколько секунд.

Наконец, его губы растягиваются в доброй и немного лукавой улыбке: