Давай поспорим? (СИ)

Разумеется, все это время я не была одна. Были люди, которые меня окружали, коллеги по работе, мама. Но, честно сказать, моих девчонок ужасно не хватало. А звонить им и жаловаться как-то стыдно. Да и темп работы у меня был такой, что не до посиделок с друзьями. А сейчас будто снова вернулась в то время, на год назад. И не было всех этих перемен.

Домой я зашла с легкой улыбкой на лице и в хорошем расположении духа. Но не судьба мне было сохранить этот настрой.

Уже на пороге меня встретили несколько пар мужской обуви. Такой старой, затертой, все в побелке или еще какой строительной пыли. И безумно, безумно пахнущие мужским застарелым потом.

— А что здесь происходит? — спросила я то ли маму, то ли тех строителей, то ли новых хозяев нашей квартиры: все они толпились в моей комнате.

Да, с*ка, в моей комнате! Один из них сидел на моей кровати. Другой облокотился на мой шкаф. А новые собственники расхаживали по МОЕЙ комнате, будто они уже в ней живут. С*ка! Ненавижу!

— О, Настя, уже пришла… — как-то слишком тихо и грустно сказала мама.

Она явно была лишняя в той компании. Но и уйти не могла. Потому что некуда.

— Что. Здесь. Происходит. — Еле сдерживаясь спросила еще раз.

— Мария Олеговна и Артем Игоревич приехали со своей бригадой, которая будет делать у нас, то есть уже не у нас, ремонт. Вот обсуждают детали.

— Мы еще здесь живем, они в курсе? — я спросила немного громче, чем надо.

— Настя…

— Что Настя, мама? Это моя комната! Я в ней живу! Да, пока, но вот сейчас это моя кровать. Встаньте, — грубо обратилась я к одному из строителей, — я покрывало стирала неделю назад а вы на него своей грязной з… точкой сели.

— Настя, ты что такое творишь? — испуганно посмотрела на меня мама.

— Я творю? Что вы все здесь творите? Вон из моей комнаты!

— Девушка, — подала писклявый голос очевидно новая хозяйка квартиры, — это больше не ваша комната. И живете вы здесь только потому, что мы вам разрешили пожить здесь до вашего отъезда. Но мы не договаривались, что не будем начинать делать ремонт. Уж извините нас, — конечно, ага, извиняется она.

— И где позвольте нам, ой, мне, теперь ночевать? — обратилась я к ней.

— Настя, у нас есть раскладушка, помнишь? Мы на склад в гараж еще ее не отправили. Можно будет ночевать на ней, у меня в зале, — вмешалась мама, очевидно чувствуя назревающий конфликт.

— Что? Зачем мне спать на какой-то гребаной раскладушке, когда у меня есть своя комната, своя кровать?

— Может потому, что она больше не ваша? — Мария мать ее Олеговна вмешалась.

— За-*-бись!

— Настя! Немедленно извинись!

— И не подумаю! Да, мы продали вам квартиру, но это пока не дает вам право хозяйничать там, где пока лежат наши вещи. Уговор был, что до отъезда мы живет, значит и ноги вашей быть здесь не должно!

— Настя, мне сейчас очень стыдно за тебя, — опять мама пытается выбелить нас.

И тут я смотрю на всю эту компанию: хозяева эти новые, которые в первую очередь думают о том, как бы повесить балдахин для кровати их дочери и перекрасить стены в розовый цвет, строители, которые беспардонно ведут себя на чужой территории и мама. Мама, которая должна была отстоять нашу территорию, пусть и на неделю. Но не лебезить перед ними. Они сделали нам одолжение? Плевать! На все плевать!

Я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и направляюсь обратно в прихожую, где вонь достигает просто максимальных значений, будто обувь эту кто-то там внизу нагревает. Быстро обуваюсь, беру ветровку, сумку, которую не успела еще разобрать, и где лежит купленная свежая маковая булочка для мамы, и выбегаю. Выбегаю из дома, которого у меня и нет уже.

Я дошла до какого-то кафе. “Придорожное” — самое емкое ему название. Даже скатерти на столах и салфетки в пластиковых стаканчиках. Что-то заказать? Страшно. Даже не знаю из-за чего больше: тараканы или просроченные продукты. Пожалуй обойдусь. Выпью третью чашку кофе за сегодня.

Человек без дома, без денег и без поддержки. Пожалуй, в таком отчаяние я еще не была. Ни когда умер папа, ни когда маме сообщили о необходимости операции. У меня была надежда, у меня был план действия, у меня была уверенность в себе и своих силах. А сейчас… Я просто чувствую пустоту. Будто выбили опору из-под ног. Даже не так. Фундамент моего дома разрушен. А когда нет должного фундамента, то и стены, и крыша, увы, рушатся. Значит, мой дом, квартира, в которой я выросла, комната, которая до сих пор хранит все мои тайны, слезы и эротические романы под кроватью, давали мне ту силу и энергию, чтобы двигаться дальше. Черт, как в той сказке про Дерево жизни.

Телефон пропищал дважды — пришло смс от мама:

“Настюш, ты куда убежала? Я жду тебя дома. Надо поговорить.”

Нет, сегодня я не готова идти туда. И не готова пока разговаривать с мамой. Я ее очень люблю. Она — мой близкий человек. Да она просто мама, в конце концов, этого достаточно. Но нет, не сейчас, не сегодня.

“Останусь у подруги. Прости. Ложись без меня,” — пишу ей в ответ.

И я набираю того, кого набирать не должна. Но того, кого готова видеть сейчас. Только его и готова.

Трубку он берет спустя пять гудков.