Давай сыграем в любовь

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И тебе добрый день, мой друг, — протягиваю с ухмылкой, выбивая друга из оцепенения. Тот, мазнув по мне нечитаемым взглядом, снова утыкается в одну точку на стене напротив. Так, это уже не к добру. Таким профессора Котова, всегда собранного и знающего на все ответы, я вижу впервые в жизни. Даже когда он сына хоронил — не выглядел так неопрятно. Собранный, холодный. Таким и сдохнуть пытался. А сейчас — даже не объяснить. Так пацаны мои выглядят, те, кого с того света приходилось вытаскивать: истекают кровью и не верят, что это про них. А потом не верят, что живы. Или как те. что после травм позвоночника делают первые шаги. С душой нараспашку, пусть растерянной где-то в пути, но чистой и открытой. И сейчас мой друг, которому я наливаю в стакан припрятанный в ящике стола коньяк, выглядит именно так.

Он принимает из моих рук стакан, осушивает залпом. Молча, не сводя взгляда с точки на стене напротив. Следом еще один. И только после третьего рвано выдыхает, растирает ладонью лицо и как-то вдруг сникает.

— Ни один смертный не способен хранить секрет. Если молчат его губы, говорят кончики пальцев; предательство сочится из него сквозь каждую пору, — выдает на одном дыхании.

— О, узнаю старину Фрейда, — хмыкаю, отставляя стакан. — И старого друга, — хлопаю того по плечу. — А теперь выкладывай, что стряслось в твоей гениальной голове?

— Она меня обманула, — ухмыляется. — Обвела вокруг пальца, а я повелся. Просмотрел. Принял ее игру за чистую монету.

Откидываюсь на спинку дивана, позволяя другу выговориться. Сегодня я благодарный слушатель, потому что на разговоры не осталось никаких сил. Только острое желание рвануть домой, где меня ждет моя Незабудка. И фантазия услужливо подкидывает образ хрупкой брюнетки в домашнем платье и белых носках, неизменно встречающей меня в любое время суток. А после нашей брачной ночи две недели назад эти встречи стали особенно жаркими. Как и ее наряды: от прозрачных пеньюаров до кружевного безобразия из лоскутков и ленточек. И только носки оставались бессменным атрибутом. И эти ее носки заводили похлеще ее нарядов. Любить ее в этих носках — просто чумовое наслаждение.

— Ну и кто из нас еще фетишист, — смеется моя несносная девчонка, щеголяя передо мной в одних носках сегодня утром.

А у меня крышу рвало от вида белоснежных носочков на ее маленьких ступнях. И член в штанах моментально принимал боевую готовность.

— Это называется тиклинг, моя маленькая извращенка, — говорю, поймав ее в плен своих рук. Трусь членом о ее упругую попку. Наслаждаясь ее мгновенным откликом и тихим стоном. — Когда кончаешь от щекотки, — и кончиками пальцев по выпуклым ребрам, ниже, кружа в ямке пупка и ныряя между бедер.

— Уммм, — раздвинув ноги, впуская мои пальцы в свой горячий плен. — А как называется желание кончить от моих ножек в носочках? — и снова стон в ответ на мое поглаживание чувствительной точки внутри нее.

— Это называется: секс без тормозов, малышка, — шепчу ей на ушко, языком оглаживая мочку, оставляю влажный след на шее, чуть прикусываю плечо. Отстраняюсь, легко дуя туда, где влажно и белеет след от моих зубов. И ловлю ее оргазм кончиками пальцев…

Выплываю в реальность, когда мне на колени ложится тонкая тетрадь в кожаном переплете.

Смотрю на друга, выгнув бровь. Не нужно озвучивать вопрос, чтобы Кот ответил.

— Кира не внушаема, — заявляет мой всезнающий друг с видом смертника на электрическом стуле. — Мы нашли записи Вики. Она не могла поставить Кире блок, потому что твоя жена не поддается гипнозу.

Вот тебе и дурное предчувствие, мать его за ногу.



Глава 19