— Мы родственники? — неуверенно спросила я. — Нет-нет-нет, не может быть. Твой прадед же Райнер Штольц. А мой Михаил Миргородский. Разные люди.
— Но прабабка одна.
На миг я задумалась, а что если у нас действительно была общая прабабушка. Можем ли мы в таком случае считаться близкими родственниками? Кажется, по закону жениться могут даже двоюродные, а у них общие бабушка и дед. В нашем случае гипотетическое родство еще дальше, а значит, ничего страшного.
Да погодите же! Штольцы и Миргородские родственники — да этого просто не может быть! Наверняка наши прабабушки всего лишь тезки.
— Мало ли Марий на свете! — сказала я вслух. — Подожди, я могу выяснить ее девичью фамилию. Надо только посмотреть дома в архиве. Наверняка где-нибудь записано. Но вообще, — я вспомнила старую фотографию с дедом и Штольцем, — они же все из одной деревни. Они вполне могли быть знакомы.
— Думаешь, эти шары были у них деревенским приколом? Каждый мужик ездил в город, покупал обручальное кольцо — и шары?
— Это вряд ли. Прабабушка говорила об этом как о чем-то очень редком. И они же враждовали. Вряд ли стали бы повторять друг за другом.
— Завещания-то повторили, — усмехнулся Оскар.
— Ой, Оскар!.. А может, они поссорились из-за нее? Из-за прабабушки?
— И пошло-поехало кровавое мочилово? — рассмеялся он. — Может быть. Только кто из них в итоге на ней женился-то?
Я замерла, прокручивая в голове варианты. Могло ли быть так, что наши прадеды женились на разных Мариях? А может, вражда началась как раз с того, что они повторили друг за другом? Допустим, кто-то один придумал сделать предложение с воздушными шариками, рассказал второму, а тот успел раньше? Нет, это как-то слабовато для настоящей причины.
Похоже, мне стоит закопаться поглубже в историю семьи. Какая жалость, что на свете уже нет ни прабабушки, ни прадеда, ни даже дедушки, их сына.
А может…
Я не успела додумать мысль, потому что от неловкого движения стоявший на полу рядом бокал упал, и содержимое разлилось.
— Мои подарочки! — я дернулась убрать от стремительно расплывающейся лужи белье и прочие ценные вещи, задела рукой елку, зацепилась за гирлянду… — А-а-а!!!
Вжав голову в плечи, я замерла, ожидая, что меня вот-вот накроет покачнувшейся елкой. Несколько елочных игрушек, слетевших от резкого рывка с веток, посыпались рядом со мной, одна раскололась. Но дерево падать не торопилось.
— Ты решила устроить маленький апокалипсис? Одобряю, эта квартира давно не видела настоящего разгула.
Я боязливо подняла лицо.
Оскар успел вскочил и удерживал накренившуюся надо мной елку одной рукой.
— Ты настоящий рыцарь! — прочувствованно сказала я и стала поспешно спасать подарки.
— Эй, — окликнул он меня, когда я раскладывала на кровати ночнушку, а на ней — все остальные вещички.
Я обернулась через плечо. Оскар сидел на корточках под установленной обратно елкой и вытирал тряпкой разлитую лужу.
— Не хочешь помочь, женщина?
— Вот еще, — промурлыкала я, снова поворачиваясь к вещам и любуясь тонкой вышивкой на кружеве. Поправила цепочку, чтобы она красиво блестела. На фотографии для инстаграма все должно быть идеально. — Твой дом, ты и убирай.
Мужей надо сразу приучать к порядку.
Тридцать первое декабря в этом году пришлось на воскресенье. В самый раз: субботу я потратила на выбор подарков для Оскара (галстук, очки для компьютера без диоптрий, зато с защитным покрытием, стильную визитницу… и еще одни наручники, лишним не будет). Попросила хорошенько упаковать — пусть потрудится, распаковывая.
А вечером мы лежали в кровати и болтали. Я расспрашивала Оскара о его семье и рассказывала о своей.
Оказывается, у нас было на удивление много схожего. Семейный уклад, некий моральный кодекс, ритуалы и воспитание. Только прадед Оскара, в отличие от нашего, был, как выяснилось, довольно уживчивым и веселым человеком.
Оскар сокрушался, что почти не помнил его, был совсем маленький, когда прадед умер, только и осталось на память несколько снимков.
— Я бы посмотрела на ваш альбом с фотографиями, — задумчиво сказала я, бездумно следя, как бьется жилка у Оскара на шее: мы лежали в обнимку.
— Хочешь, заедем как-нибудь? Альбомы все лежат у родителей.
— Как-нибудь, — я поежилась. Вряд ли свекровушка очень обрадуется, увидев меня на пороге.
Оскар понял, о чем я подумала: чуть слышно усмехнулся.
— Она вообще нормальная… когда не загоняется. Увидишь, она привыкнет.
Я не стала ничего отвечать на это. Очень сомневаюсь, что его мать когда-нибудь простит мне Мими… и горжетку. А я не собиралась прощать ей те отвратительные предположения на мой счет, про шофера и охранника.
И… я же так и не сказала Валентину Петровичу о том звонке, который подслушала. О разговоре свекрови с неким Вадимом.
А что если этот Вадим и есть пытавшийся убить меня киллер?
Но зачем это свекрови? Я ведь еще не забеременела. И даже если забеременею, нет никаких гарантий, что с первого раза родится мальчик.
Или она разочаровалась в том, что я вообще могу забеременеть, и решила тихо устранить? Женить сына на, как она говорила, «хорошей чистенькой девочке».