Давайте помолимся! (сборник)

В тот раз я не смог быстро уйти от калитки, мне хотелось увидеть Якова, что-то ему сказать, как-то утешить… Я уже собирался пойти домой после долгого ожидания, как заметил вдалеке возвращающегося друга. У него на поясе была пристёгнута небольшая котомка. Увидев меня, он резко свернул в сторону и, стараясь быть незамеченным, сделал большой крюк, обогнул гумно и скрытно вошёл в дом. Я поделился увиденным с мамой. Тяжело вздохнув, она сказала: «Бедняжка, он же милостыню просить ходил. Дома-то у них еды не осталось. Не помирать же с голоду».

Я сын учителей. Папа получает зарплату деньгами, иногда перепадает продовольственный паёк – мука, крупы. Мама швея. Шьёт платья местным девушкам, получает хоть небольшой, но доход. Мы не голодаем. Обуты-одеты. Но у нас в соседях – семья Шустрого Романа. Когда-то давным-давно, когда их род ещё был мусульманским, дали им это прозвище – Шустрый, Проворный. А ведь народ просто так не станет навешивать прозвищ. Видимо, и вправду были шустрыми предки Роман-дэдэя… До наших времён дожило только прозвище. Роман-дэдэй сгорбленный, измождённый, подавленный, о каком проворстве может идти речь?! Всякий раз, когда смотрел в окно, мне хотелось плакать. Я до сих пор хорошо помню этого человека, благодаря которому впервые увидел воочию, что такое голод и неравноправие. Помню и его лихо подкрученные кверху усы, смазанные воском для фиксации. Яков в первые дни войны был призван в армию и умер от болезни желудка в лагерях Суслонгера⁵⁵, так и не попав на фронт…

Сейчас на небосклоне истории много можно встретить сорок, трещащих на всех углах: «А мы же да-а-авно об этом знали!» – когда речь заходит об учении Карла Маркса, которое русский художник Илья Глазунов⁵⁶ назвал «величайшим злом XX века», о кровавых злодеяниях Ленина, об антинародном режиме большевиков… Знать-то мы знаем, но не всё, особенно о тридцатых годах. На Украине голод⁵⁷. Специально устроенный большевиками. В Казахстане тотальный голод⁵⁸. Миллионы крестьян пухнут с голоду, умирают от истощения дети. Земля остаётся без хозяина. Крепко стоящие на ногах крестьяне, сливки деревенского общества, сосланы на каторгу, во главе дел встают «комбеды»⁵⁹ – бестолковые оборванцы, ненасытные, ленивые блохи на теле крестьянства. Они жестоко мстят зажиточному сословию! Есть ли в татарской литературе произведения, в которых подробно была бы показана трагедия тридцатых годов, дана беспристрастная историческая оценка тем временам? Нет таких произведений. Я так считаю. И не раз с горечью писал об этом. Татарские писатели, взявшись за руки, дружно вступили в колхозы да так в них и остались. А русская литература оставила высокие примеры для подражания. Поэт Николай Клюев⁶⁰ утверждал: «Социализм принесёт крестьянству разорение и гибель». Андрей Платонов⁶¹ предсказывал, что социализм разорит страну, поставит народ на грань выживания. Даже когда большевизм делал более или менее уверенные шаги, он отчётливо видел, сколь безнадёжен и бессмыслен этот путь.

1 мая 1991 года. В день моего отъезда из писательского дома творчества Переделкино, позавтракав, я вышел на прогулку с достопочтенным Амирхан-ага Еники⁶². Он тоже писал там какое-то произведение. Более двух часов бродили мы с ним по лесным тропинкам, о многом я успел расспросить старшего товарища. Задал я, к слову, и такой вопрос: «А вас в те годы тоже вызывали на Чёрное озеро? Ощущали ли вы тревожность той эпохи?» Амирхан-ага с присущими ему серьёзностью и ответственностью за каждое слово ответил: «А как не ощущать-то, ещё как чувствовал! Если к двум беседующим приближался кто-нибудь третий, те двое сразу же «поднимали паруса»… Что касается Чёрного озера, да, однажды вызвали и меня. В 1934 году. Долго не мучили, задали всего один вопрос. «Как вы относитесь к творчеству поэта Сирина⁶³?» Приказав подготовить обстоятельный ответ, в качестве примера привели одно его стихотворение следующего содержания: жёны сосланных и бесследно пропавших крестьян приходят с полным выводком детей в Казань и просят милостыню в центре города, возле речки Булак, горько плачут и причитают. «Видите ли вы в этом стихотворении антисоветские мотивы?» – более конкретно поставили они вопрос. Свои рассуждения я представил в письменном виде, как они и требовали. «Не вижу, – написал я, – в этих строках поэт всего лишь выражает личную солидарность с этими женщинами и их детьми». Больше меня на Чёрное озеро не вызывали. А вскоре я уехал в Ташкент, след мой потерялся. Возможно, эта поездка в далёкие края спасла меня от многих проблем и бед…»

Значит, в писательской среде были люди, понимавшие трагедию тридцатых годов, и даже находились отдельные личности, открыто протестовавшие против такого положения вещей! Изредка, но встречались. Но большинство писателей, как убедительно доказал учёный и писатель Мухаммат Магдеев, старательно готовились к тридцать седьмому году, писали оды наркому Ежову⁶⁴ и его окружению, чем собственноручно рыли себе могилы. О возвеличивании Ленина-Сталина и козлобородого Калинина я и не говорю…