Давайте разведемся, Ваша Светлость! (СИ)

– Вы же сами знаете ответ… – прохрипел секретарь, смотря себе под ноги и боясь поднять взгляд на герцога. Они оба знали ответ изначально, но никто не подозревал, что ситуация настолько плачевная. Происходящее равносильно покушению на жизнь и здоровье герцогини. Это не просто какая-то ошибка или недоразумение, а тяжелое преступление. Именно поэтому слова буквально застревали в глотке от осознания, кто именно совершил его, и как только эти слова будут озвучены, пути назад не будет.

Это понимали оба мужчин.

– Три года… она пила это три года. Три года ее травили у меня под носом! – взревел Сиэль, ударив кулаками по столу, а затем резко поднялся, опрокидывая кресло, в котором сидел, настолько его трясло, что он не мог найти себе места и ходил по кабинету, точно зверь в клетке. – Она может быть действительно бесплодной. Ее сделали такой! И все из-за меня… – прорычал он, опершись руками о подоконник, словно в насмешку заметив въезжающую в ворота карету вернувшейся Арии.

– Это еще неизвестно… – робко заметил Жак, но один взгляд на герцога, чье лицо больше напоминало белую восковую маску, заставили секретаря замолчать.

– Ты сам слышал доктора. У меня нет причин ему не доверять… – прохрипел Сиэль, в чьем лике появилась мрачная решимость. Он посмотрел на друга примерно в одинаковом с ним положении. Обоим мужчинам предстояло сделать выбор: закрыть глаза на услышанное и постараться забыть, как страшный сон, надеясь на лучшее, или обвинить в тяжелом преступлении двух дорогих и родных женщин и заслуженно наказать. – Ты понимаешь, что я собираюсь сделать? – холодно спросил Сиэль, в чьих глазах словно истаяла вся жизнь.

Жак поджал губы и нехотя кивнул. Отвечать из-за перехваченного горла он не мог.

– Ты мой друг, потому я дам тебе шанс уйти прямо сейчас. Так ты будешь не при чем. Клара не сможет тебя обвинить в предательстве…

Первым порывом Жака было согласиться, ведь секретарь понимал, что если сейчас этого не сделает, уже никогда не осмелится взглянуть в глаза матери, которую обрек на заключение, а она отречется от своего сына.

У Сиэля ситуация еще сложнее, но он, по крайней мере, выбирая из двух, отказывается от матери в пользу жены. А он, Жак, ради чего? Имеет ли он право так поступать с родной матерью, ради чужой ему женщины?

Мужчина, который не помнил, когда проливал слезы в последний раз, сейчас чувствовал болезненный ком в глотке и жжение в глазах.