Давид Аркин. «Идеолог космополитизма» в архитектуре

Ясно, что проектные организации и учреждения, ведающие архитектурными делами, несут на себе ответственность за отставание творческой архитектурной работы от требований жизни. Если в этих организациях отсутствуют правильные творческо-идеологические принципы, если они не умеют правильно ориентировать, распределять и воспитывать архитектурные кадры, если они не в состоянии дать правильное направление творческой архитектурной работе, то результаты этого неизбежно скажутся на успехе всей архитектуры в целом…

Архитектор, который держится в стороне от важнейших вопросов реального строительства, который остается безразличным к нуждам своего народа, который забывает, что самое основание его работы заключается в Сталинской заботе о народе, не может создать новых архитектурных идей и форм, созвучных с нашей эпохой. Архитектор, который не руководится во всей своей деятельности политикой Коммунистической партии и Советского правительства и который стоит в стороне от нее, не может надеяться на творческий прогресс. Тем, кто это недооценивает, не мешает припомнить слова Андрея Жданова: «Уровень вкусов и потребностей нашего народ поднялся очень высоко, и то, кто отказывается или неспособен подняться до этого уровня, будет оставлен позади»[674]

.

Эти замечания резким образом выдвигают разницу между основным подходом в России и на Западе. Западный архитектор глубоко убежден в том, что независимость действий является для него существенной базой творческих устремлений. Не то в России: там престиж господствующей философии настолько высок, что беспрекословное ее приятие перестает быть поражением личности, а становится ключом к центральному источнику вдохновения.

Здесь может быть полезно оглянуться назад и мимолетно обозреть те события, которые привели к только что обрисованному положению в России[675]

. Период, непосредственно следующий за Революцией, был периодом мощных течений. Соперники в борьбе за власть, из которой большевики вышли в свое время победителями, принадлежали главным образом к интеллигенции, так как люди, принадлежащие к этой социальной группе, лучше всего подходили для той полемической борьбы, которой открылась новая общественно-политическая эра в России. Многие из них провели долгие годы изгнания за границей и были знакомы с революционными идеями, возникшими в других европейских странах, и в немалой степени с всюду имевшими место культурными сдвигами. Неудивительно поэтому, что архитектурные стили, отражавшие революционную мысль, встречали благоприятное отношение, в результате которого много смелых архитектурных опытов было затеяно в России в этот период. Как известно, однако, эти начинания длительного влияния не имели. Нетрудно понять главные причины этого. С укреплением власти большевиков, пролетарское мнение было, в согласии с учением Маркса, Энгельса и Ленина, выдвинуто на первый план во всех областях жизни, а от этих слоев, непосвященных в технику и сложные тонкости искусства, навряд ли можно было ожидать оценки технического значения «новой» архитектуры, не говоря уже о ее символическом значении. Кроме того, благодаря отсутствию высоко-механизированной строительной промышленности, приближающейся к той, на почве которой выросла новая архитектура на Западе, качество работы и ее законченности были неудовлетворительными, что в свою очередь повело к дискредитированию нового течения в России с самого начала. Что требовалось, в значительной мере на психологической почве, это то, что народ всегда понимал как хорошую архитектуру, но только в более грандиозной и лучше выполненной форме[676]. Человек с улицы желал только возможности любоваться той роскошью, которая раньше была привилегией сильных и богатых.