Давид против Голиафа

В «Интернационале» поется: «Никто не даст нам избавленья – ни Бог, ни царь и ни герой». С царями понятно, но относительно двух других мы бы не были столь категоричны. Конечно, трудно сказать, кого автор и бесчисленные исполнители этого старого пролетарского гимна называют «Богом», скорее всего, «Христа» в его официальной церковной версии. В этом случае, с ними также придется согласиться. Но вот герой… У человечества нет иного шанса, кроме как полагаться на героев. Никто кроме них не способен бросить вызов социальной тюрьме, не сбегая из нее в одиночку. Никто кроме них не способен обезоружить надзирателей и войти в кабинет директора. Для этого, однако, необходима самая малость: уверенность в том, что с Роком нельзя договориться, его можно только уничтожить.

Чертовы куклы

Женщина как объект бесстрастного анализа

* * *

«Женщина естественна и потому омерзительна». Ш. Бодлер

Во многих отношениях христианство стоит особняком в цепи монотеистических религий, в том числе и в своем взгляде на женщину. Нигилизм, присущий христианству в интерпретации женской сущности, уникален в духовной истории человечества. Ни язычники, ни иудеи, ни Ислам не создали такой концентрации женоненавистничества, которая пронизывает всю христианскую теологию от ранних отцов церкви до, практически, Нового времени. Причем, это касается без исключения всех главных направлений в христианстве – католицизма, православия, протестантизма… Само название «Чертовы куклы» – pupae diabolorum – связано с реакцией ранних христиан на античные скульптуры, изображавшие как богов, так и богинь. Однако, в бессознательном импульсе тех, кто впервые употребил это выражение, четко присутствовала ассоциация между статуей как идолом и живой женщиной. Недаром еще до опыта переосмысления античного наследия христиане ассоциировали женщину с «повапленным (т. е. разукрашенным) гробом»: снаружи красива, а внутри полна всяческой мерзости.

На самом деле, женоненавистническая позиция исторического христианства есть лишь крайняя форма оппозиции естественному космосу, который присущ всему монотеизму в целом, но в иудаизме и Исламе носит скрытый характер. Христианство просто проговаривает вслух многие позиции, которые для предшествующих и последующих монотеистов подлежат, скорее, преодолению, нейтрализации, нежели озвучиванию. Тем более, что ни для иудеев, ни для мусульман безбрачие неприемлемо…

«Язычники» же, в свою очередь, прямо ассоциировали половую дифференциацию человека со структурой большого космоса. «Мужское» и «женское» в традиционной метафизике – это не столько психобиологические характеристики физического человека, сколько фундаментальные аспекты бытия, проявленной реальности космоса. В этом смысле мудрецы традиционных цивилизаций проявили богатое творческое воображение. Простейшие ассоциации, которые вызывает противостояние мужского и женского, носят пространственный характер: «верх» и «низ», причем «верх», как правило, – это мужское начало. «Уранос» (буквально, «покрывающий») – Небо, супруг Геи, Земли… Но это различение между верхом и низом не абсолютно. И у того, и у другого есть как мужской, так и женский аспект. И наверху мы также обнаруживаем женские божества, а внизу, в космическом подземелье – мужские. В частности, в этом плане интересно соотношение неба и солнца: «небо» как принимающая, объемлющая пустота, ассоциируется с первозданной женственностью, «солнце» – энергетический центр посередине этой пустоты – «мужчина», порожденный этой женской бездной. (Именно в этом контексте и следует рассматривать образ Аматэрасу, японской богини солнца, праматери императорской династии.)

Образы неба и солнца подводят нас к наиболее близкой современному сознанию символике – протяженность и точка. Эта модель противостояния является наиболее оперативной в понимании всей сложности отношений между полами, ибо представляет собой своего рода интеллектуальный мост между религиозной метафизикой и конкретной социальной антропологией.

* * *

«Ты женщина и этим ты права». В. Брюсов

Культура в широком смысле слова построена на констатации того, что в человечестве с первых шагов его существования идет война полов. «И вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее…» (Быт. 3:15).

Эта вражда питает драму человеческих судеб как в ее частном измерении – сюжет физического происхождения и воспитания, так и в общественном – проблематика власти в фокусе гендерного противостояния. Ярчайшим образчиком такой драмы стал шекспировский «Гамлет», где на противостоянии между мужчиной и женщиной завязаны практически все тайны бытия, причем не только здешнего, но и потустороннего.