Давид Седьмой

На сборе команды Москвы в 1975 году только что вернувшийся из месячного турне с сеансами одновременной игры по Швейцарии Бронштейн разговорился с Борисом Гулько и Марком Дворецким. Это был не первый его визит в Швейцарию. В 1953 году он участвовал в турнире претендентов, был там и в 1965-м, когда гастролировал по Швейцарии в течение трех недель вместе с Кересом и Флором.

«Замечательная страна, – делился переполненный впечатлениями Давид Ионович с молодыми коллегами, – вы обязательно должны побывать в Швейцарии, очень, очень рекомендую…»

Для обоих выезд в Болгарию в те годы был событием, и они в подходящих ситуациях повторяли эту фразу Бронштейна: «Замечательная страна Швейцария! Очень, очень рекомендую…»

Вспоминает Пал Бенко: «Однажды он взял меня под руку и сказал – давай-ка отойдем в сторонку, поговорим. Он отвел меня в угол комнаты – Дэвик всегда боялся, что его могут подслушивать – и начал какой-то длинный монолог. Противник режима, он был полон противоречий. В Монте-Карло в 1968-м сказал однажды: “Не понимаю, почему чехи нас не любят? Так много русских солдат погибли за свободу их страны, а они всё время стараются показать свою неприязнь к русским. Почему они хотят, чтобы мы ушли? Мы останемся там навсегда”».

В старое время он находил врагов то в Спорткомитете, то в Федерации шахмат, то в советской власти. После отмены ее стал жаловаться, что был обделен, что ему недодали, его забыли, «кинули». Свои жалобы Бронштейн вложил в последние книги, статьи и интервью. Всё, сказанное и написанное им за этот период, могло быть опубликовано под одним названием: ОБИДА.

Несмотря на все претензии, которые он мог предъявить к советской власти, и предъявил, когда это стало возможным, он вкусил немало от благ, полученных им от государства, которому был обязан очень многим, чтобы не сказать всем.

Он находился на полном государственном обеспечении, с ним работали находящиеся на довольствии у Спорткомитета лучшие тренеры. Конечно, валютная часть приза, оставляемая государством, была небольшой, но и такая, она превышала многомесячную заработную плату среднего гражданина СССР.

Трагедия, произошедшая после распада Советского Союза с пожилыми шахматистами, коснулась и Давида Бронштейна. Старые формы государственного меценатства исчезли, «старики» столкнулись с невиданной до того грубой формой диктатуры денег и, вспоминая ушедшие времена, тосковали по комфортабельной несвободе.

Синдром милосердия памяти, стирающей всё неприятное и сохраняющей только лучшее, не обошел и его: у него вымело почти всё дурное, связанное с советским временем, оставив только светлое, хорошее.

В наших разговорах он частенько сравнивал свои заработки с доходами его западных коллег. Как посмотреть, ведь никто из них не получал от государства ни гроша.

Макс Эйве преподавал математику в лицее, потом стал профессором в университете.

Решевский всю жизнь проработал скромным бухгалтером, помогая другим заполнять налоговые декларации.

Ройбн Файн, оставив шахматы, ушел в психологию и медицину. Эрих Элисказес зарабатывал на жизнь, давая уроки бриджа, а Николас Россолимо крутил баранку такси.

Блестящий журналист Савелий Тартаковер, знавший с десяток языков, до конца жизни жил в дешевой гостинице, а перечисление имен гроссмейстеров Запада, едва сводивших концы с концами, заняло бы не один абзац.

Бобби Фишер, упрекая советских гроссмейстеров в недостаточной любви к игре, в то же время завидовал их стипендиям, бесплатным тренерам, бесконечным сборам, невероятной, особенно по сравнению с Соединенными Штатами, популярности шахмат в Советском Союзе.

Неоднократные поездки за границу считались для любого советского человека в те, да и в любые времена, одной из самых высоких привилегий в сетке жизненных благ. По фразе Бронштейна о посещениях Франции в 1969 и 1972 годах, когда он и Смыслов «вновь устроили себе французские каникулы», молодой читатель начала XXI века скользнет равнодушно глазами, вряд ли отдавая себе отчет, что в те времена подобные «каникулы» дозволялись только избранным из избранных. Единицам.

* * *

Непростое существование Бронштейна еще более ухудшилось после того, как он в 1976 году не подписал письмо советских гроссмейстеров с осуждением Корчного.

Бронштейн был тогда на турнире в Польше, где играл вместе с Айваром Гипслисом. На звонок Батуринского из Москвы ответил латышский гроссмейстер и тут же согласился поставить подпись под антикорчновским письмом. Когда Батуринский попросил позвать к телефону Бронштейна, тот сказал Гипслису: «Передайте, что вы меня не нашли…»

Думаю, что Гипслис так в точности и передал эти слова шефу советских шахмат: «Бронштейн просил передать, что я его не нашел…»

Ведь в противном случае Гипслис лично был бы ответственен за то, что не удосужился разыскать коллегу. Как бы то ни было, имени Бронштейна под документом, осуждающим Корчного, не появилось.

Последствия его детской хитрости – «передайте, что вы меня не нашли» – были очевидны. К тому же гроссмейстер уже справил полувековой юбилей и давно не входил в первые эшелоны советских шахмат.