Давние встречи

От старинного тихого села Спаса-на-Сози, попрощавшись с провожавшими нас людьми, мы с Александром Трифоновичем отправились пешком в сторону Волги. Это было торопливое пешеходное путешествие. Мы шли по грунтовым пыльным дорогам, среди цветущих колхозных полей. На пути изредка нам встречались небольшие деревни. В стороне от дорог текла извилистая, заросшая кустарниками река Созь. Попутчиков не было. Мы шли, не присаживаясь и не отдыхая, поспешая к катеру, который отходил вечером от фабричного поселка «Первое Мая» в устье реки Созь.

К вечеру мы добрались до людного поселка. Мы едва поспели к отходу катера, стоявшего у пристани завода. Необыкновенное путешествие наше кончалось. Мы устроились на катере, наполненном заводскими и городскими людьми, вернулись в обычную шумную жизнь. Утром на рассвете мы прибыли в Карачарово.

Что добавить к описанию нашего путешествия на Петровские озера? Разве то, что наш шафер Саша, которому было строго наказано немедленно пригнать машину, пропал. Мы ждали его день, другой, третий и четвертый. Возникло опасение, что с Сашей в дороге что-то случилось. Особенно волновалась жена Саши. Ей казалось, что Саша утонул на Петровских озерах. На четвертый день Саша явился. Оказалось, он загулял на свадьбе. Мы очень обрадовались приезду Саши и с ним расцеловались. Этим и кончилось наше короткое путешествие на Петровские озера.

Наша совместная поездка надолго осталась в памяти Александра Трифоновича, и в своих письмах он не раз поминал о ней:

«Дорогой Иван Сергеевич! Вот я уже который день дома (мои переехали в город — Оля пошла в школу), а все еще живу близкой и приятной памятью наших с Вами карачаровских прогулок, уховарений, лучше сказать, ухоедений, разговоров и пр. Верно, я с очень хорошим чувством вспоминаю все то время, особенно нашу поездку, жаль, конечно, что все проходит на этом свете и не может не проходить. Я на даче, но приезжаю в Москву. А если меня и не будет, то моя машина привезет Вас сюда. Ухи, может быть, и не будет, просто сказать — рыбы такой нет, но что-нибудь найдется же. Но я не этим Вас завлекаю, а сердечно желаю видеть Вас у себя и чтоб Вам было хоть вполовину того, как мне у Вас, хорошо и свободно...»

Однажды я получил от Александра Трифоновича удивительное письмо, которое хочу привести здесь:

«Дорогой Иван Сергеевич! От Лидии Ивановны знаю, что Вы в Карачарове и что пробудете там весь сентябрь. А написать Вам решил под впечатлением сна: будто бы мы с Вами заблудились в страшную зимнюю метель и набрели на скирду соломы в поле (из-под комбайна такие скирды остаются на зиму): Там было выщипано (или мы сами сделали) углубление, где мы засели, радуясь, что в затишке оказались и сразу стало терпимее. Однако впереди ночь, дуть, и мести, и крутить не перестает, и мы решаем там ночевать, вернее, дожидаться рассвета. И Вы, Иван Сергеевич, будто бы говорите: «Что ж, Александр Трифонович, задремлем, а там будь что будет — встанем или не встанем». И хорошо помню, что от усталости или как, но не было страшно, что заснем и не встанем. И еще помнится из того сна, что Вы мне все время напоминали, что нужно беречь ноги, — остальное ничего. — И теперь я, когда почему-либо не засыпаю сразу, я призываю на помощь тот сон, как мы сидим, привалясь спиной к теплой, не пробиваемой вьюгой толще соломы, и задремываем, а там, мол, будь что будет.

Вот так, Иван Сергеевич, я и общаюсь с Вами на сон грядущий, и на душе у меня становится хорошо и спокойно, — все это оттого, что я Вас люблю и почитаю и, по правде, с Вами вместе не прочь был бы и на самом деле провести такую ночь под скирдой. Обнимаю Вас, дорогой друг. Ваш по гроб жизни А. Твардовский».

К сожалению, у меня не сохранилось копий моих писем Александру Трифоновичу. Привожу несколько, которые удалось отыскать:

«Дорогой Александр Трифонович! Шлю привет и поклон из Малеевки. Сижу, а вернее, лежу здесь уже четвертую неделю. Был болен (воспаление легких). На волю меня пока не выпускают. Письмишко это передаст в «Новый мир» супруга моя Лидия Ивановна. Она в Москве, меня навещает. Внук тоже сидит в Москве и дует на скрипице. Я что-то стал сдавать. Особенно в новом году. Сроки, видно, пришли. Как живете Вы и что нового в Москве? Обнимаю Вас с нерушимым добрым чувством. Душевно Ваш И. Соколов-Микитов».

«Дорогой Александр Трифонович! Был рад получить от Вас добрую дружескую весть. Сижу в моей карачаровской норе, обрастаю барсучьей шерстью. Из норы почти не выползаю, не сплю. Беда! Богатырской силушке Вашей дивлюсь. Бодрое письмецо Ваше обрадовало меня...»

«Дорогой Александр Трифонович! Не гневайтесь, бога ради. Потянуло написать Вам несколько пустых слов. Сижу в лютом одиночестве и темноте, никак не примусь за дело. Думаю махнуть в Карачарово, посидеть в полном одиночестве, авось что-нибудь надумаю, надиктую. Обнимаю братски. И. Соколов-Микитов».