Читаем Давние встречи полностью

Стремление к миру, к тишине жило во мне во всей силе. Быть может, поэтому я был так привязан к природе. Но и в этом мире природы ежедневно происходили трагедии и катастрофы. С ужасом глядел я, как весною вода разрушает мельничную плотину, насыпанную трудом людей, как падают в мутный поток подмытые голые деревья... Весна, весенний тяжкий воздух возбуждали во мне тревогу. Я просыпался по ночам и с бьющимся сердцем слушал гул воды. Отец с фонарем ходил на мельницу смотреть воду. От него пахло навозом и весенней прелью, он был встревожен и возбужден. Однажды он взял меня с собою. Мы сошли с крыльца в ночь. Под ногами бежали ручьи, гулко шумела на мельнице вода, голые и невидимые колыхались над нами деревья. Свет фонаря освещал полосу земли, черные лужи и мокрый навоз на обтаявшей, еще не прокатанной дороге. Вода шумела все громче и страшнее. Двигаясь с фонарем, мы вошли на бревенчатый мост, дрожавший под напором воды. Внизу, под нами, бушевало и клокотало; дикая, чудовищная рвалась сила. Ужас наполнил мою душу. Я схватил отца за большую мокрую руку. Но и отец, такой всегда близкий и теплый, мне показался холодным и чужим. Вода ревела и сотрясала устои моста. Подчеркивая бездонную темноту ночи, метались люди с фонарями; какими беспомощными казались они! Я стоял перед страшным и несокрушимым, двигавшимся, как смерть, как судьба. Обеспокоенный неизбежностью катастрофы, отец не замечал меня, не чувствовал моего состояния. И вдруг меня потащили за руку. Все рухнуло! Мост, на котором мы только что стояли, с грохотом обрушился в воду. Я стоял ошеломленный, держась за отца. Все, чему верил, что казалось незыблемым, рухнуло, плыло в темную бездну.

Днем я увидел печальную картину. Там, где был мост, несся и ревел мутный поток. Не встречая препятствий, вода шла валом, растекаясь внизу в огромный пенящийся разлив. Вывернутое с корнями дерево застряло на мельничных сваях. Впечатления катастрофы, грязи и беспорядка были так сильны, что я отвернулся. Быть может, с тех пор я не люблю ранней весны, половодья.

Но зато с какою радостью встречали мы первые дни зеленой весны, дни зацветания, жаркое лето.

Тихие дни, тихие ночи. Я просыпаюсь на сеновале. Будят меня знакомые голоса, хлопанье крыльев и бодрый петушиный крик как бы у самого уха. Душисто пахнет сено. Ласточки-касатки снуют над самою головою. Со свистом ныряют они в открытые освещенные солнцем ворота, исчезают в голубом, сверкающем и безбрежном мире. В прорвавшемся солнечном луче плавают, пляшут золотые пылинки.

Прозрачны были знакомые ручейки, тиха и извилиста речка, протекавшая в укрытых ивняком и ольховником берегах. Чудесными, полными сокрытых сказочных тайн казались мне в детстве родные уголки, кудрявые веселые перелески, душистые поляны, заросшие земляникой. В кустах на земле я находил гнезда маленьких птиц, и каждая такая находка была для меня событием. В лесу и в поле учился я видеть и слышать. Я видел, как распускаются цветы и растут травы, различал запахи трав и цветов, умел находить самые душистые ягоды, скрывавшиеся в тени кустарников и листвы.

Как рассказать об этих, далеких теперь днях, когда в моем существе закладывалась переполнявшая меня радость жизни. С бьющимся сердцем ходил я по земле, украшенной зеленью и цветами. В уединенных скитаниях раскрывались передо мною прекрасные тайны природы. В детском моем одиночестве переполнявшие меня чувства находили страстное выражение. Помню: один бродил я в лесу среди пахучей листвы, пропускавшей золотые лучи летнего солнца. Счастье хлынуло мне в душу. Это был поток счастья, великой радости. Слезы душили меня. Я упал на землю и обнял ее, припал к ней грудью, лицом. Я поливал ее слезами, чувствовал ее запах — сырой, прохладный, давно знакомый мне материнский, родной запах земли...

Такими слезами плакал я только дважды.

Это было в далеком детстве, должно быть, еще до учения.

Поздним осенним вечером я подошел к окну. Сквозь светлую раму я увидел звезды. Чистый свет их, красота ночи поразили меня. Я стоял, потрясенный величием звездного неба. Прижавшись лицом к стеклу, я заплакал. Это были радостные, вдохновенные слезы.


* * *


Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых евреев
100 знаменитых евреев

Нет ни одной области человеческой деятельности, в которой бы евреи не проявили своих талантов. Еврейский народ подарил миру немало гениальных личностей: религиозных деятелей и мыслителей (Иисус Христос, пророк Моисей, Борух Спиноза), ученых (Альберт Эйнштейн, Лев Ландау, Густав Герц), музыкантов (Джордж Гершвин, Бенни Гудмен, Давид Ойстрах), поэтов и писателей (Айзек Азимов, Исаак Бабель, Иосиф Бродский, Шолом-Алейхем), актеров (Чарли Чаплин, Сара Бернар, Соломон Михоэлс)… А еще государственных деятелей, медиков, бизнесменов, спортсменов. Их имена знакомы каждому, но далеко не все знают, каким нелегким, тернистым путем шли они к своей цели, какой ценой достигали успеха. Недаром великий Гейне как-то заметил: «Подвиги евреев столь же мало известны миру, как их подлинное существо. Люди думают, что знают их, потому что видели их бороды, но ничего больше им не открылось, и, как в Средние века, евреи и в новое время остаются бродячей тайной». На страницах этой книги мы попробуем хотя бы слегка приоткрыть эту тайну…

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Ирина Анатольевна Рудычева , Татьяна Васильевна Иовлева

Биографии и Мемуары / Документальное