Давно закончилась осада…

— Конечно, знаю. О профессоре Пирогове.

— М-м… нет, — сухо сказала Татьяна Фаддеевна, потому что вспомнила именно о знаменитом хирурге… — Я подумала, что вы с Сашей совершенно без пользы проводите вечера. Болтаете о всяких пустяках, занимаетесь карточной игрой или разглядываете одну и ту же книжку…

Коля стремительно покраснел, вспомнив касание Сашиных прядок.

— А чего такого! В книжке много всякого полезного! Саше интересно: там и география, и астрономия…

— Не спорю. Но этого недостаточно. Ты мог бы поучить ее и другим предметам… Кстати, почему Саши сегодня нет у нас? Сходи и позови, я обещала заняться с ней правописанием. Ты напомнил мне об этом своим глупым разговором про «ять».

— Да она здесь была! Только на минутку убежала домой, скоро вернется…

— Все-таки сходи, чтобы поспешила… Никто тебя не съест на дворе.

— А кто говорит, что съест! — старательно вознегодовал Коля. — Вам все время кажется, будто я чего-то боюсь! Смешно даже!

— Вот и прекрасно. Иди… А таких рассуждений про фамилию и все прочее я чтобы больше не слышала!

Коля сделал глуповато-послушное лицо:

— Хорошо, Тё-Таня…

Он получил шлепок тетрадкой и не спеша отправился в прихожую, надеясь, что пока станет обуваться-одеваться, Саша появится сама. Так и случилось.

Новые и старые страхи

Может быть, Борис Петрович и впрямь стеснялся Коли как родственника Татьяны Фаддеевны — поскольку понимал, что тот о многом догадывается. Но как с пациентом с Колей доктор обращался решительно:

— Не вертитесь, сударь, стойте спокойно! Что значит «щекотно»?! Я вас не щекочу, а об-сле-ду-ю… Дышите… Не дышите… Подышите еще… Голубчик, я сказал «подышите», а не пыхтите, как паровая машина в доковой лесопилке… Гм… Одевайтесь.

И пока Коля натягивал на ребристое тощее тело рубаху, доктор делился с Татьяной Фаддеевной своим недоумением:

— В легких я ничего не слышу. Не могу понять, откуда этот кашель…

— Опять в своей морской фуражке гулял, хотя есть прекрасная меховая шапка, оттого и кашель, — сокрушалась тетушка. — Эту фуражку я скоро спрячу с глаз или просто выброшу…

— Нет, Татьяна Фаддеевна, здесь что-то иное. Такие явления случаются порой от нервных переживаний. Но какие переживания могут быть у этого благополучного юноши?

Знал бы он, сколько их у «юноши»!

В конце концов доктор пришел к выводу, что Колю следует хорошенько пропарить в бане. Это средство помогает от множества хворей. В том числе и от простуды, и от нервов.

— Значит, придется просить Николая Тимофеевича, — озабоченно сказала тетушка. Так, «по всей форме», она именовала Маркелыча.

У Маркелыча на дворе стояла каменная банька…

А у Лазуновых баньки, конечно, не было.

Вообще в нынешней жизни Коли и тетушки было гораздо меньше удобств, чем в столичной. Там при квартире (хотя и тесной, обшарпанной) была крохотная ванная комната с жаркой изразцовой печкой и теплая уборная. Здесь же по необходимым делам приходилось бегать на двор, в сложенную из ракушечных плит будочку. Если днем, то еще ничего. А вечером, перед сном, нужно было идти с фонарем, в котором шевелилось ненадежное пламя свечки.

В будочке дрожали и метались нехорошие тени: неосторожно махнешь ладонью, а на стене — кто-то жуткий, как гоголевский Вий…

Иногда Коля по вечерам специально отказывался от чая, чтобы не ходить на двор, терпеть до утра. И терпел. В этом было даже свое преимущество: не проспишь школу. Но порой приходилось вскакивать чересчур уж рано. Под кроватью был, конечно, горшок (по заведенному еще с младенческих лет порядку). Но ведь его потом надо выносить, а кто это будет делать? Тетушка? Или, может, Лизавета Марковна? Значит, надо самому. А если со своего двора увидит такое дело Саша? Вот ужас-то…

С мытьем тоже хватало хлопот. Татьяна Фаддеевна раздобыла где-то большущее железное корыто и каждую субботу устраивала ванну на кухне. С помощью Лизаветы Марковны грела на плите несколько ведер воды и сперва мылась сама, а потом отправляла на кухню племянника. Коля тщательно запирался изнутри ручкой от швабры. Давно прошли времена, когда он позволял Тё-Тане мыть себя, как фарфоровую куклу.

Мыться в корыте было одно мучение. Сядешь — железо обжигается, и прислониться не к чему. Встанешь — брызги разлетаются вокруг, а воды в корыте — всего ничего. А в ведрах — то почти кипяток, то совсем остывшая вода. И мыло в глазах, и пена в непромытых волосах. Плеснешь на себя из ковша — и по всей кухне потоп…

Два раза Коля с Женей и его отцом ходил в общественную баню при мастерских РОПИТа. Баня была большущая, гулкая, с жаром и клубами пара, в которых размыто проступало множество голых тел. В этой дешевой бане (билет — копейка, а для ребят бесплатно) мылись и мастеровые, и чиновники разных рангов, и даже доктор Борис Петрович, у которого дома тоже не было ванны. Коле здесь понравилось — было похоже на картинки про Дантов ад из «Божественной комедии», только без мучений и пыток, а, наоборот, с веселым настроением. Но плохо то, что баня работала по вечерам, а домой одному в темноте… Ну, сами понимаете. А оставаться ночевать у Славутских каждый раз тоже было неловко…