Давно закончилась осада…

Мальчишки и Саша собрались на баке, у шпора бушприта, зажатого крепкими деревянными битенгами. Впереди над бушпритом и утлегарем круто выгнулись треугольные парусиновые крылья — стаксель и кливер. Красота!.. Был конец августа. Встречный воздух прогонял жару, но полуденное солнце уже пропитало теплом палубу, и доски ласково грели босые ноги. Иногда из щелей выступала смола и прилипала к ступням, но это никого не огорчало.

Ветер вскидывал за плечами синие воротники…

Саша после Савушкиной просьбы сшила воротник не только ему. Всем сшила. Их можно было надевать на любую рубашку, завязывая на груди узкие концы (так делали многие иностранные матросы, которых появлялось в городе все больше). Коля был доволен: теперь он не будет выделяться среди ребят. Ему очень нравился его воротник, но порой было неловко: люди часто поглядывали удивленно, а то и косо. Кое-кто из полузнакомых мальчишек даже звал его «Колька-голландец». А теперь — нате вам!

Воротники стала носить почти вся компания. Даже Ибрагимка повязывал его поверх замызганной рубашки, похожей на короткий полосатый халат. Конечно, в других ватагах, особенно за Южной бухтой, нашлись вредные люди и начали чесать языки:

Пушкари-голландцы —
Сини голодранцы…

Однако там, в Корабельной слободке, главной была команда курчавого Филиппа Кучки по прозвищу Цыган и рыжего Буньчика, с которыми «пушкари» Фрола Буденко на Четвертом бастионе заключили вечный мир. Эти «корабельщики» не давали своих союзников в обиду…

Из мальчишек лишь Фрол стеснялся носить воротник. Но сейчас, на палубе, Фрол тоже надел его. И даже Саша, смущаясь, украсила свое платье синим с полосками прямоугольником. Здесь можно — все свои, никто не скажет, что такой наряд не для девочки…

Ребята не знали, конечно, что через несколько лет синие воротники-гюйсы станут частью формы во всем российском флоте. И почти во всех других странах тоже. И что сразу рубашки и блузки с матросскими воротниками сделаются любимой и привычной ребячьей одеждой, мода на которую сохранится на долгие десятилетия. Да и как не сохраниться? Ведь во все времена многие мальчишки, да и девчонки тоже, мечтают о дальних морях и парусах…

Дунуло чуть покрепче, снова взлетели брызги, и маленькое одномачтовое судно побежало еще резвее. Или показалось, что резвее…

Вообще-то старый тендер длиною чуть больше двадцати метров и водоизмещением в сто двадцать тонн делал сейчас едва ли больше пяти узлов. Это несмотря на то, что нынче он лишен был чугунного груза десяти орудий и экипажа в тридцать с лишним человек. Это в прежние боевые времена «Македонец» при крутом бейдевинде давал до двенадцати узлов, а нынче, постаревший, расшатанный, с обросшим днищем, он мог лишь вспоминать лихую молодость. Зимою придется ставить на ремонт (что опять же потребует денег и сил, ну да как-нибудь…)

И все же старый кораблик держался молодцом. И ясно, что со стороны он выглядел красавцем — с изогнутым стремительным форштевнем, с приподнятым бушпритом и откинутой назад мачтой, с освещенной солнцем парусиной кливера, стакселя и широкого гафельного грота.

Облик тендера не портило даже то, что Маркелыч не стал поднимать на стеньге рейковый топсель, а на топ-штаге летучий кливер. Когда идешь с таким юным народом, надо быть начеку. Дунет посильнее, можно замешкаться, убирая лишнюю парусину. Хорошо было Новосильцеву, когда на каждую снасть по служителю. А сейчас на тендере, кроме Маркелыча, находились всего трое взрослых — его добрые приятели, которые согласились пойти к нему в матросы за очень даже небольшую плату. Скорее по дружбе и ради вольной жизни под парусами… Один теперь стоял на юте у скрипучего штурвального колеса и нактоуза, двое других приглядывали за парусами.

Маркелыч впервые шел на тендере не только шкипером, но и владельцем…

Денег, полученных за монету с кентаврами, хватило. Не так уж много просил старый Федос Макеев. А ценность монеты, как оказалось, была не столько в ее золотом весе, сколько в древности, редкости и удивительном изяществе чеканки.

— Называется «антиквариат», — объяснял Коля приятелям.

Нельзя сказать, что с оценкой и продажей находки все обстояло просто. Но трудности не коснулись Коли. Они легли на плечи тетушки и (главным образом!) на плечи доктора Орешникова, который проявил немалый энтузиазм и умело использовал знакомства среди ученых людей в Симферополе.

А наиболее серьезной трудностью во всем этом деле оказался сам Маркелыч. Когда ребята в сопровождении Татьяны Фаддеевны принесли ему несколько крупных ассигнаций, он сперва ничего не понял, потом смешался, покраснел и наотрез отказался брать деньги.

— Да как же я могу… Потом всю жизнь не расплачусь… Люди-то что скажут… Татьяна Фаддеевна, да с чего это все? Чем я заслужил?

Татьяна Фаддеевна уговаривала Маркелыча недолго. Через минуту суховато сказала: