Давно закончилась осада…

— Николай Тимофеевич, это ведь не я придумала. Это решили мальчики. Они нашли монету, когда купались, они так постановили… Не знаю… Может быть, это та же судьба, как.. с Катенькой? Тогда отказываться грех… — И вышла из сарайчика, где шел разговор.

Ребята продолжали уговаривать. Доказывали, что расплачиваться не придется — это же не заём, а подарок. И люди ничего не скажут, потому что ничего не узнают, будут думать, что Маркелыч скопил деньги сам. А подросший и ставший дерзким Савушка неожиданно заявил, глядя на Маркелыча в упор:

— Ежели не возьмешь, утоплю эти деньги в море, прямо там, где нашел золотую деньгу!

(«Не ты нашел, — мелькнуло у Коли уже не первый раз. — Оленька коснулась кулака, когда уходила…»)

Но даже Савушкины слова не убедили Маркелыча. Он держался растопыренными пальцами за щеки и мотал головой.

— Дорогие вы мои… Я вам всей душой за это… Да только подумайте сами: как это взрослый мужик возьмет такие деньги у малых детей?

— Да разве мы такие малые? — сердито сказал Фрол. — Голова-то варит у каждого, сами решать способны…

— Оно так, да только…

Женя вдруг негромко попросил:

— Николай Тимофеевич, послушайте меня…

— Да говори, говори. Я чего… я слушаю…

— Вот вы, когда были такой, как мы… даже меньше нас… вы дрались за этот город. Значит, и за нас… Потому что он же наш… И вас могли каждый день убить. И вы это знали, и все равно… жизни не жалели… А теперь из-за денег упрямитесь. Разве деньги дороже жизни?

Может, у кого-то другого эти слова прозвучали бы напыщенно и ненатурально. Но это у другого. Смирный ясноглазый Женька сказал их так, что стало тихо-тихо. Только желтая бабочка скреблась в застекленном оконце. Саша тихо взяла ее в ладонь и отнесла к открытой двери.

Маркелыч, съежено сидевший на кривом табурете, опять помотал зажатой в ладонях головой. Потом откинул руки и выпрямился.

— Ну… коли так, пускай тендер будет общий. Мой и ваш. И ежели у кого какая нужда, сразу подымем паруса…

Однако общий-то он общий, а документы оформлять пришлось все равно на Маркелыча. Оно и понятно — он и шкипер, и главный покупатель.

Он придумал для кораблика и новое название — «Котёнок».

Ребятам сперва показалось — какое-то уж слишком не морское, мирное по сравнению с «Македонцем» и даже с «Курганом». Маркелыч, однако, сказал:

— Ну и что же, что мирное? Он в свое время навоевался, теперь у него другие заботы. А «Котёнок»… Я сперва хотел, чтобы «Катёнок», в честь Катеньки, да люди подумают, что ошибка. Ну и пусть пишется с буквой «о», а мы-то будем знать, что к чему… А? — При этих словах Маркелыч смущался, как дитя, но никто уже не спорил. А Коля подумал, что название с буквой «о» тоже может иметь смысл, — вспомнил Буську…

Путь от стоянки в Артбухте до мыса Херсонес тендер «Котёнок» одолел за час с небольшим. Прошли за левым бортом знакомые древние берега с недостроенным Владимирским собором. Где-то там, недалеко от собора была могила отца Андрея с маленьким деревянным крестом… Уплыла назад чуть приметная скала у входа в Синекаменную бухту. Вслед за ней уплыли маяки у Камышовой и Казачьей бухт. Стал виден Херсонесский маяк. Ветер был все такой же ровный, но слегка зашел к норду.

Маркелыч не пошел близко к мысу, взял мористее. И лишь когда маяк оказался на зюйд-осте, Маркелыч скомандовал матросам:

— Ну, братцы, пора! Уваливай… Поворот фордевинд!

Бушприт быстро побежал к зюйду. Солнце весело ударило навстречу. Ветер зашел в корму, потом перевалил на левый галс. Маркелыч и два матроса, работая на гика-шкоте и завал-талях, перетянули парусиновую громаду грота на другой борт. Бревно гика тяжело прошло над головами, заскрипели на мачте деревянные кольца-сегарсы, парус гулко ударил о правые ванты. Тендер сразу увеличил ход. Еще бы! Сейчас был полный бакштаг — лучший относительно ветра курс для парусного судна.

Город, видимый теперь с левого борта, быстро уходил за мыс. Белый, освещенный солнцем, с ярусами улиц на холмах, он отсюда, издалека, вовсе не казался разрушенным. Прекрасный приморский город, где на бульварах и площадях множество жизнерадостных людей… Когда-нибудь он обязательно будет таким. Давно закончилась осада, а новые войны и беды городу пока не грозили.

— До свиданья, Севастополь, — не сдержал легкой грусти Коля.

Оказавшийся рядом Маркелыч вздохнул:

— Эх, нет у меня больше ни одной кегорны. А то бы отсалютовали нашему городу… Миша, голубчик, приспусти-ка и подыми снова флаг!

Матрос Миша исполнил команду. Флаг у задней шкаторины грота скользнул на сажень вниз и снова ушел к ноку гафеля. Весело затрепыхал.

Это был не просто российский флаг, а с короной и почтовым рожком на верхней, белой полосе. Флаг РОПИТа. Маркелыч добился его, подрядившись в правлении Общества доставлять для доков кое-какие грузы. Флаг Общества давал всякие преимущества при стоянках в черноморских гаванях. Кроме того, Маркелыч сговорился уже, что к зиме поставит «Котёнка» для ремонта на РОПИТовские стапеля…

Коля, Женя, Фрол и Федюня поглядывали на флаг с гордостью. Как-никак, они имели отношение к РОПИТу — учились в его ремесленной школе.