Давно закончилась осада…

После этих слов сорок мальчиков, как было научено заранее, вытянулись во фрунт и троекратно крикнули «ура» — без солдатской слаженности, но от души.

Затем учеников развели по двум классам: младший и старший. Набор в них был сделан не по возрасту, а по знаниям. В младший попали те, кто лишь немного владел грамотой и счетом, в иных же знаниях вообще был «круглый нуль». В старшем оказался народ, более сведущий в началах разных знаний и знакомый с книжками.

Естественно, Коля попал в старший класс. Здесь же объявился и Фрол. Более же никого знакомых не было, поскольку Федюню определили к младшим.

Парты оказались похожими на те, что были в прогимназии и в корпусе, только не черные, а желтеющее свежим деревом (и это очень понравилось Коле). Поначалу Коля вознамерился занять место рядом с Фролом, на предпоследней парте в правом ряду. Фрол не возражал. Но худой усатый наставник (которого звали Трофим Гаврилович и от которого пахло крепким трубочным табаком) рассудил по-своему. Решил, что более рослые должны сидеть сзади, а те, кто поменьше, — ближе к учительскому столу.

— Чтобы в классе были надлежащие стройность и порядок и никто не загораживал другому обзор горизонта…

Ученику Лазунову велено было сесть на вторую парту в левом ряду, рядом со светлоголовым мальчиком, который был, кажется, чуть помладше Коли. Тот несмело улыбнулся, быстро подвинулся на край скамьи, давая соседу побольше места. С виду тихий такой мальчик, не задиристый и славный. И фамилия оказалась славная. Коля узнал ее в конце урока.

Трофим Гаврилович сперва объяснял школьные правила и говорил о порядке занятий, к которым ученики в полной мере приступят после Рождества. При этом раза два цыкнул на нескольких оболтусов, которые уже освоились в новой обстановке и затевали на задних партах возню. Затем сообщил, что в числе первых изучаемых предметов будут основы корабельного знания. Тому, кто готовит себя к работе на верфях, необходимо быть сведущим в устройстве судна.

Стукая по черной доске мелом, Трофим Гаврилович ловко изобразил трехмачтовый фрегат и обернулся к притихшим от любопытства мальчишкам.

— Ну-ка, приморские жители, кто скажет по порядку названия мачт и прочих частей корабельного рангоута?.. Ежели кто знает, без крика подымите над головой руку, а когда спрошу, встаньте и отвечайте… Чего-то не вижу рук-то… Вон ты, кудлатый, в синей рубахе, не знаешь ли чего-нибудь? Оно конечно, долбить соседа локтем легче, нежели помнить полезное… Ну? Кто?.. Срам. Ведь моряцкие дети-внуки…

«Неужто и Фрол не знает?» — досадливо думал Коля. Сам он дал себе зарок никогда не соваться вперед, чтобы не прослыть бахвалом и выскочкой. Колин сосед вдруг несмело потянул руку. Дождался от Трофима Гавриловича восклицания «Давай, голубчик!» и встал.

— Если позволите, я скажу названия…

— Ступай к доске!

Мальчик вышел и, глядя не на рисунок, а на свои аккуратные (как у Коли) сапожки, рассказал негромко, но не сбиваясь, что мачты называются «фок-мачта», «грот-мачта» и «бизань-мачта», ежели рассматривать их с носа до кормы.

— Продолжения мачт именуются стеньгами, брам-стеньгами и бом-брам-стеньгами. На носу же — бушприт с утлегарем и бом-утлегарем…

— Весьма, весьма недурно отвечаешь, голубчик! Надобно только говорить побойчее. Чего смущаться, ежели знаешь так досконально… Как твоя фамилия?

— Славутский…

Наставник поводил обкуренным пальцем по списку.

— Славутский… Евгений… Садись, Евгений. Молодец… Теперь слушайте все. На сегодня дела наши кончены до следующей недели, тем более что праздник. В понедельник принесите с собой тетради, посмотрим, каковы у вас дела в письме. Теперь же ступайте по домам… Тихо, тихо! Я сказал «ступайте», а не бегите, как с горящего парохода!.. Экая неотесанная команда…

Вначале школу хотели устроить на Корабельной стороне, в нескольких уцелевших помещениях Ушаковских казарм, вблизи от доков. Хорошо, конечно, что рядом с кипучей корабельной жизнью. Но тогда ученикам, жившим в городской части (а таких было большинство), пришлось бы всякий раз дважды на дню огибать Южную бухту или переправляться через нее на яликах. Была даже мысль выделить для этого специальный баркас. Но потом подыскали здание у городского берега Южной бухты, примерно на полпути от конторы РОПИТа до Пересыпи. Это был одноэтажный, загнутый буквой Г дом с двумя пристройками. Его отремонтировали грубовато, но прочно. Места хватило для классов и для мастерских.

Коле и его приятелям, чтобы добраться от школы до дома, надо было пересечь городской холм, спуститься до Морской (разрушенной столь же сильно, как и Екатерининская), затем по разбитым каменным трапам опять подняться в гору и сойти с ее пологого гребня на склон, обращенный к Карантинной бухте и Херсонесу. Путь не столь уж длинный, но и не короткий. Где-то около получаса.

Коля, проявив отчаянное упорство, добился от Татьяны Фаддеевны слова, что она не станет встречать его.

— Довольно, что проводите один раз утром, если уж так вам хочется. А потом я буду ходить один… То есть не один, а с мальчиками, не бойтесь!