Давно закончилась осада…

Из холщовых тряпиц глядело кукольное личико с крошечными пузырьками на губах и блестящими глазами.

— Чей он? — изумленно сказал Коля.

— Кабы знать, — хмыкнул Фрол и огляделся.

Глянули вокруг и остальные. Домик хозяев бахчи белел в отдалении, высоко на склоне. Ясное дело, не оттуда ребенок. Неподалеку торчала сложенная из ракушечника будка. Наверно, тот, кто подкинул малыша, думал: выйдет из будки человек и заметит. А не понял того, что в таких будках если бывает кто-нибудь, то лишь в пору арбузного созревания, когда надо сторожить. Повезло крохе, что слабый крик услышал чуткий на ухо Савушка.

— Ай, куда же его теперь? — озабоченно спросил Ибрагимка.

Фрол хмыкнул опять. И протянул примолкнувшего младенца Савушке:

— На… Сам понесешь или помочь?

Савушка попятился, как от крапивы.

— А чего я-то…

— Вот те на! А кто его нашел? Сам же вчера говорил: кто на бахче дитя найдет, тот и родитель. Отец или мамка. Будешь теперь тятенька…

Савушка попятился пуще.

— Не говорил я такого!

— Да как же не говорил? Все слышали, не так ли? — Фрол хитро оглядел мальчишек. Те (кроме Макарки) дружно хихикнули и закивали: был такой разговор. Потому что очень уж смешно перепугался Савушка. Намокшими глазами он глянул на каждого: не пора ли зареветь? Но увидел на Женином лице сочувствие и вспомнил:

— Я же неженатый! Ты сам вчера говорил, что без того нельзя!

Женя развел руками:

— Ну, ошибка вышла. В природе случается такое. Ничего, справишься один…

Савушка отчаянно глянул на последнюю надежду, на Федюню. Тому бы пожалеть брата, но и он не удержался от забавы.

— Ради такого случая и оженить можно, дело недолгое. Анфиска вокруг тебя давно, будто кот вокруг сметаны, ходит…

Савушка наконец заревел:

— Не хочу я-а-а…

И тут Макарка — он всегда поперек всех! — сердито повернул разговор:

— Ну, чего дразните малого? Дело не шутейное. Куда его девать, дитё-то?

Все разом посерьезнели. Фрол качнул малыша на согнутых локтях.

— Если Савушка не хочет, придется кого-то искать. Против воли в отцы не запишешь…

— Надо отнести к хозяевам, чей огород, — предложил Женя.

Фрол сумрачно глянул на дальний домик.

— А хозяева-то знаете кто? Бабка да дед Горпищенки. Мало того, что оба зловредные, так еще и песок из их сыпется. На кой им грудное дитя на старости лет? Они нас метлой с порога…

— Тогда одно остается, в участок, — с прежней сердитостью рассудил Макарка. — Дядько Куприян решит по закону.

Фрол опять покачал малыша.

— Закон законом, а из Семибаса какая нянька…

— Может отыщет того, чей он по правде, — неуверенно сказал Федюня.

— Жди… — хмыкнул Фрол.

Колю осенило:

— Давайте отнесем к тете Тане! Она знает, что делать с такими маленькими!

В самом деле! Тё-Таня знала выходы из всех затруднительных положений, а уж что касается новорожденных младенцев — тем более!

На том с радостью и порешили.

Фрол бережно и с умением понес найденыша, остальные возбужденно шагали с двух сторон. Малыш слегка попищал, потом вновь успокоился. Когда были уже вблизи от Колиного дома, повстречали Маркелыча и его Настеньку. Маркелыч волок на хлипкой тележке свою мортирку. Настенька шла рядом и что-то укоризненно ему выговаривала. Оба увидели ребят.

— Вот, велит, чтобы свез орудие в участок, — пожаловался Маркелыч. — Заодно с Семибасом. Тот который раз уже пристал: сдавай мортиру, потому как дома иметь артиллерию не положено… Эй, Фрол, что это у тебя?

— Да вот, Савушка нашел на бахче. Сам вчера наворожил такое, а нынче тятенькой быть не хочет: не умею, мол…

Никто не засмеялся.

— Дай… — Одними губами сказала Настя. Взяла у Фрола сверток, покачала тихонько, осторожно размотала пеленку. — Катенька… — И большущими светлыми глазами глянула на мужа: — Это Господь послал…

Повернулась и, ничего не сказавши больше, пошла с девочкой к дому.

Маркелыч сунул веревку от тележки Фролу.

— Отвезите Куприяну Филиппычу. Да скажите там заодно, что случилось. Все едино, без полиции тут не обойтись.

Настя обернулась издалека:

— Не надо говорить…

— Да не бойся, — осторожно успокоил ее Маркелыч. — Если Бог дал, никто не отберет.

…Никто не отобрал у них Катеньку. Росла она веселая и добрая, всем соседям по нраву. Глазами похожая на мать, а вздернутым носом на отца — георгиевского кавалера и шкипера Николая Тимофеевича Ященко. Тот с первого дня звал дочку «Катёнок». Похоже было на «котёнок». Оно и понятно, такая ласковая…

Находились, конечно, языкастые бабки, что меж собой, а то и с другими людьми любили поболтать: не родная, мол, она им. Дошли наконец слухи и до Катеньки, та кинулась к маменьке. Настасья засмеялась:

— Ты на нос свой погляди. Разве не точно батюшкин?

И не однажды потом случалось такое, но всякий раз отец и мать со смехом успокаивали дочку: чего, мол, слушать всяких сплетниц. Но однажды, когда шел ей шестнадцатый год, расплакалась Катенька всерьез, потому что вновь услыхала где-то ядовитый слух. И снова пристала к матери: откуда же эти разговоры, если ничего не было?