Даже если ты уйдешь (СИ)

— Ты права, Соня. Ты так права. Я пыталась быть хорошей женой, но его постоянно не было дома. Если не работа, так друзья эти вечные-бесконечные. Пыталась быть хорошей невесткой, но свекрови все время не нравилось, что и как я делаю. Еду пересолила или недосолила, мясо пережарила, тесто не доварила, двор подмела не так. Она даже после меня окна проверяла и заставила один раз перемыть, когда увидела разводы.

— А ты? — спросил дядя. Тетя в это время поставила на стол тарелку с горячим супом.

— А я в первый раз перемыла, а во второй меня это так взбесило, что я бросила тряпку в таз и сказала, что и так сойдет.

— Вот, что бывает, когда хорошие девочки хотят всем угодить, — вздохнула Софья. — Недавно читала интервью одного нашего социолога, которая сказала, что женщина в восточной семье сначала келин (невестка), потом жена и мать. И что из поколение в поколение существует так называемая “дедовщина енешек”, - Соня изобразила в воздухе кавычки. — Это когда над женщиной в молодости издевалась ее свекровь, она все стойко выносила, слушалась, приклонялась, а потом сыновья женились, келинок в дом привели, и она стала гонять их так же, как гоняли ее. То есть не поддерживать, нет, а именно топить.

— Так и есть, — согласилась Эсми. — Сама понимаю, как я так долго продержалась? Отношения сошли на нет, мы жили уже как соседи, нас связывали только дети. Одно знаю точно — я туда не вернусь. Даже под дулом пистолета. Приедут родители, попрошусь к ним на время. А там — может квартиру сниму, встану на ноги.

— С одной стороны хорошо, что они уехали, — заметила Софья. — Если бы тебя забирал твой папа, от того дома бы только щепки остались. Он бы стер его с лица земли.

— Папа может, — усмехнулась Эсми.

Дильшат оставил жену, дочь и племянницу поговорить, а сам пошел в зал, к младшему сыну. Оставшись втроем, они закрылись и проболтали до полуночи. Эсмигюль нужно было выговориться и поплакать рядом с близкими, а не копить все в себе. И она рассказывала то, о чем молчала, то, что не принято обсуждать, потому что с юности учили сор из избы не выносить.

— Это все установки, — сокрушалась Софья. — Сначала нас учат не выносить сор из избы, а потом удивляются, почему мы не рассказываем, что мужья нас бьют и изменяют. Мамуль, без обид.

— Папа меня не бьет и не изменяет, — хмыкнула она.

— Я знаю, — улыбнулась Соня. — Я образно. Я же тоже слышала, как наши женщины наставляют своих дочерей с детства, — сестра насупила брови и указательный палец вперед. — “Если не научишься нормально готовить и мыть окна, свекровь на второй день выгонит тебя из дома! Как мне потом людям в глаза смотреть?” Девочек учат подчиняться, а не отстаивать свои границы, когда кое-кто реально наглеет.

Милая Соня. Она всегда была максималисткой. Поэтому пошла на журфак, чтобы сделать этот мир лучше, и стала корреспондентом новостей. Но она другая, несмотря на то, что и выросла в традиционной, но прогрессивной уйгурской семье. И если раньше Эсми считала правильной модель семьи, где женщина — хранительница очага, а муж добытчик, то теперь стала думать, как сестра.

— Свекрови тоже разные бывают, — спокойно сказала тетя Наташа. — Когда я вошла в семью — женщина другой национальности, да еще и с ребенком от первого брака — многие смотрели на меня с опаской. Но мою свекровь все любили и уважали, и все зависело от её слова. Она приняла меня и тебя, Соня, сразу, несмотря на то, что была очень традиционной. Но “апа” меня терпеливо учила готовить то, что любит Дильшат и никому не давала меня в обиду. Поэтому у меня со всеми хорошие отношения.

— Вот и я хотела выстроить с ней хорошие отношения, — положа руку на сердце, призналась Эсми. — Но как я сегодня узнала, она отговаривала Имрана жениться на мне. Я ей видимо сразу не понравилась. И весь этот цирк с показом простыни она устроила чисто из вредности.

— А теперь ты враг номер один для нее и ее сыночки-корзиночки, — поморщилась Соня.

— Конечно, — горько усмехнулась Эсми. — У меня самой растет сын и я поняла, что не хочу, чтобы он был похож на отца. Ни за что на свете.

— А ты… — замялась Софья. — Еще любишь его?

— Уже нет. Моя любовь умерла. Не сегодня, не вчера. Она умирала постепенно. А сегодня я просто не выдержала, когда увидела его в этой примерочной. Если бы я не вошла, он бы ее прямо там…Хотя, наверное, они уже так делали. И не раз.

Столько горечи и боли было в ее словах, что Наталья с Софьей переглянулись и тяжело вздохнули.

Ночью Эсми спала плохо, ворочалась и не могла отделаться от дурных мыслей. Проснулась разбитая не выспавшаяся, но надо было вести детей в сад. Соня еще вчера пообещала, что подбросит их на машине, а оттуда Эсми поедет в суд и напишет заявление на развод. Выйдя утром из комнаты, она услышала шепот тети и сестры на кухне. Прислушалась. Говорили о ней.

— Как мы ей скажем? — взволнованно спросила дочь Наталья. — Эсми и так настрадалась. Это ее добьет.

— Я не знаю, мам. Но она точно узнает. Шила в мешке не утаишь.

— А что случилось? — спросила Эсмигюль, войдя в комнату.