Еще когда только начинала, потратила двести тысяч тенге (
— Руфик, выходи уже давай! — колотила в дверь Ситора. — Я маме расскажу. Чем ты там занимаешься? Аааа… — она прислонилась к дверной щели, понизила голос и заговорщицки пробубнила:
— Рууууфииик, а чё ты там делаешь, а?
Щелкнул замок и из ванной вышел мрачный Руфат — свеженький и чистенький после душа.
— Мылся я там, — рявкнул он и проходя мимо сестры, сунул ей под нос ладонь. — На, понюхай.
— Фуу, кринж. Дурак.
— Сама такая. Ты же уже готова, чё ломилась?
— Я здесь лак для волос оставила, — пропищала девушка.
— Я здесь лак для волос оставила, — передразнил ее брат и она догнала его, запрыгнула ему на спину и взъерошила его и без того непослушные волосы, которые он с таким трудом причесал.
На шум из кухни вышла Эсми. За эти годы она почти не изменилась, но вернулась в свой прежний вес, поправила здоровье, начала ухаживать за собой и вновь расцвела.
— Опять? — скрестив руки на груди спросила она сиплым голосом.
— Ма, скажи ему так лучше. Он похож на Гарри Поттера, — спрыгнув со спины Руфата засмеялась Ситора.
— Ты достала уже с ним сравнивать, — раздраженно буркнул он.
— Идите завтракать, — обреченно вздохнув, мама вернулась в свои владения, подошла к плите и разложила яичницу с жареной докторской колбасой по тарелкам.
— Да ладно тебе, Руфик. Знаю я для кого ты стараешься, — когда Эсми повернулась к ним с тарелками, Ситора незаметно для брата ей подмигнула.
— О чем речь? — улыбнувшись, Эсми поставила перед детьми их порции и тоже села за стол.
— Ни о чем, ма, — Руфат закрыл Ситоре рот ладонью, но она ее легонько прикусила. — Ай, черт.
— Руфик вкрашился, ма, — играя бровями, объявила дочка.
— Руфик что сделал? — прищурилась Эсмигюль и сделала глоток горячего эткян чая — национального напитка с молоком, солью и сливочным маслом.
— Влюбился он.
— Я не влюбился.
— Оу, — глаза Эсми загорелись. — Как интересно! И кто она?
— Да ладно, Руфик. Мы с тобой один животик девять месяцев делили. Я тебя чувствую на расстоянии и знаю про тебя то, чего ты сам про себя не знаешь, — пропела Ситора. В отличие от серьезного и молчаливого брата, она росла веселой болтушкой — такой же красивой, как мать, но совсем другой по характеру.
— И как зовут девочку? Намекните хоть, а я угадаю. Я же всех ваших одноклассников знаю.
— А это новенькая, ма. И зовут ее Лейли.
— Блин, какая же ты заноза! — рявкнул недовольно брат и протянул руки в надежде придушить сестру.
— Руфик, у девочки очень красивое имя. И это хорошо, что тебе она нравится, — ласково сказала Эсми и улыбнувшись, протянула ему руку. Она построила отношения с детьми на честности и доверии и сейчас радовалась, что они могу рассказать друг другу обо всем. — Правда, ведь нравится?
— Да, — после небольшой паузы признался сын.
— Он ей тоже нравится, если что, — снова подмигнула маме Ситора. — Сидит перед нами, за третьей партой, и постоянно косу свою поправляет и на него смотрит.
— Не выдумывай, а.
— Я не выдумываю. Я же девушка, — театрально вскинув руку, поправляет она свой густой хвост. — Поэтому давай, Руфик, не тормози.
— Подари ей цветы, — предложила Эсмигюль, — О, или хочешь я привезу пирожные? Помните, я приносила вам на пробу из нового цеха? Мы их красиво упакуем.
— Мааам, ну всё, хватит! — взбрыкнул Руфат и опустив голову, начал ковыряться вилкой в яичнице.
— Всё-всё, больше не буду, — Эсми подняла ладони вверх в знак того, что сдается, и уже сама моргнула дочери. Конечно, она закажет те самые пирожные для девочки с красивым именем.
После завтрака Эсмигюль отвезла детей в школу, которая находилась в центре города и считалась одной из лучших. На заднем сиденье “Лексуса” они сидели, уткнувшись в смартфоны, но оба напряглись, когда Эсми начала кашлять.
— Ма, тебе бы к врачу, — начала Ситора.
— Да, я слышал, как ты ночью вставала, — поддержал сестру Руфат.
— Все нормально.