Даже если ты уйдешь (СИ)

Наступила суббота и в десять он уже стоял за воротами двухэтажного особняка, где теперь жила его бывшая жена и ее новая семья. Муслим позвонил Севиль и сказал, что приехал. Она пригласила его внутрь, но он любезно отказался. Тогда вышла сама Севиль. Кутаясь в вязаный кардиган, она была по-прежнему красива и стройна, как в тот день, когда они впервые познакомились. Но теперь, спустя так много лет, сердце его не болело, а раны не кровоточили. В конце концов, он сам дал ей уйти.

— Муслим, привет! — увидев его, она обрадовалась. — Как дела?

— Отлично, — кивнул он. — Как сама?

— Тоже хорошо. Лейли, кажется, уже освоилась в новом классе. Ты был прав, хорошая школа.

— Очень сильная.

— Да! — Севиль улыбнулась. — И кстати, по секрету тебе скажу, у нашей девочки появился там поклонник.

— Какой еще поклонник? — насупился он.

— Тссс! — женщина поднесла к губам указательный палец. — Не выдавай меня. Она потом сама тебе расскажет.

— А ты как узнала?

— Вчера она принесла домой клеры. Сказала, что одноклассник подарил. У его мамы то ли своя пекарня, то ли своя кондитерская. Название еще такое интересное — “Вкусняшки от апашки”.

Муслим мгновенно изменился в лице.

— А поклонника случайно не Руфат зовут?

— Дааа. А ты уже знаешь, что ли?

— Нет, — сразу же пробурчал Муслим. — Просто слышал, что есть такой одноклассник.

— Только не говори ей, что я ее сдала. Пусть сама скажет, — спохватилась Севиль.

— Не уверен. Девочки не делятся такими вещами с отцами, — потер он лоб.

— Папа! — калитка открылась и дочка за считанные секунды повисла на нем и расцеловала. — Пап, я так соскучилась.

— Я тоже, — он прижал Лейли к себе и погладил по шелковистым волосам. — Все взяла? Ничего не забыла?

— Всё, — отстранившись, она подарила ему самую любимую лучезарную улыбку.

— Поехали тогда.

— Мама, пока! — девочка обняла мать на прощание, побежала к машине и запрыгнула на заднее сидение. Когда автомобиль тронулся и развернулся узкой улице, Лейли еще раз помахала рукой Севиль, которая стояла у забора и смотрела вслед машине, пока она не скрылась за поворотом.

В дороге дочка взахлеб рассказывала о том, как прошла неделя в школе, о своих успехах и новых друзьях. Когда упомянула имя дочери Эсми, Муслим крепче сжал руль и посмотрел на дочь в зеркало заднего вида.

— Ситора? Это у которой брат-близнец? Ты кажется говорила про них, — стараясь не выдать себя, спросил он спокойно.

— Не близнец, па, — рассмеялась Лейли. — Ситора с Руфатом — королевская двойня. У их мамы свой магазин.

— А папа чем занимается?

— Даже не знаю, — девочка помотала головой. — Они кажется, только недавно начали снова с ним общаться. Ситора сказала, что у него позднее зажигание.

— Это как?

— Ну не знаю, — Лейли придвинулась ближе и вцепилась пальцами в подголовник водительского кресла. — Ситора сказала, что мама воспитывала их одна, а папа не помогал. А теперь он снова появился и хочет общаться.

— И что дети?

— Общаются. Хорошо, что ты всегда был со мной. Да, пап?

— Конечно, гызым (азербайджанский — доченька), — остановившись на светофоре, он убрал одну руку с руля, выставил ее вперед и Лейли ударила по ней пятерней.

— Что будем сегодня делать?

— Что хочешь. Кино, кафе, хочешь в парке погуляем?

— Давай всё и сразу, — звонко и заразительно засмеялась девочка, а Муслим про себя отметил, что ни про Руфата, ни про эти чертовы эклеры она сказала. А потом вспомнил, что у него самого дома, в морозилке, лежит пакет из “Вкусняшек”. И хорошо бы Лейли его не увидела, потому что тогда придется объяснять ей, откуда он взялся. А ведь они с Эсми договорились ничего не говорить детям.

* * *

А в этот вечер Имран привез детей и снова поднялся в квартиру. Открыв дверь, Эсми совсем не ожидала его увидеть, но он стоял и улыбался как ни в чем не бывало. Ситора и Руфат притихли и спряталась в своей комнате (им явно поездка не понравилась), а бывший муж принялся рассказывать, что все-таки свозил их к своей матери и она так расстроилась, что даже расплакалась.

— Мама сказала, что Ситора похожа на тебя, а Руфат на меня, — с гордостью заявил бывший.

— Да Боже упаси, — фыркнула Эсми, пока дети не слышат. Но Имран пропустил этот стёб мимо ушей и продолжил:

— Она и тебя приглашает. Хочет поговорить.

— Меня? — воскликнула Эсми, приложив ладонь к груди. — Зачем ей гулящая воровка?

— Эсми, она ошиблась. Я ошибся. Зря ты думаешь, что люди не меняются. Я же изменился, переосмыслил все и хочу исправить, — он без спроса взял ее ладонь в свою, а она выдернула ее, с шумом выдохнула и стальным голосом, глядя исподлобья на постаревшего, уставшего, но все такого же наглого бывшего, процедила:

— Юсупов, если ты думаешь, что я за десять лет все забыла, то нет. Я помню все до мельчайшей детали. И если сейчас начну перечислять, то наши дети это услышат, — она перешла на шёпот, — а им не надо знать, что я застала тебя в примерочной магазина с любовницей, когда ты уже собирался ее трахнуть.

— Мам…

— Черт! — Эсми прикрыла глаза и, сделав глубокий вдох, развернулась.

В дверях комнаты Руфата стояли двойняшки и круглыми глазами смотрели на мать и отца.