Даже не ошибка

Вероятность аутизма больше у первенцев и у мальчиков. Если мы решаемся на второго ребенка, особенно если родится девочка, то шансы — не более четырех процентов. Хотя цена всем этим вычислениям и диаграммам… вполне возможно, что реальная вероятность выше. Но что, в сущности, означает вся эта цифирь? Четыре процента… или сколько-то там процентов… чего? «Четыре процента» — это только еще один способ спросить у себя: готовы ли мы пройти через все это еще один раз?

Так что же?

Дженнифер продолжает смешивать на палитре краски, добавляя темно-синего тона для фона своей работы. За спиной у нее, около нашей входной двери, в беспорядочную кучу свалена наша обувь: моя, ее, Моргана. Вперемежку — на большую ногу, на маленькую, на детскую. Дюжины две разных туфель.

Взять наугад одну конкретную: четыре процента.

— А что смотрят твои русалочки? — спрашиваю я.

— «Судью Джуди»[48].

Дженнифер оценивает тон, который она смешала, поглядывает на картину, затем снова колдует над палитрой.

— Я к этому готова, — говорит она.

— Я тоже, — киваю я.

14

Я до сих пор прекрасно помню тот день, хотя случилось это не меньше пяти лет назад: слепого человека ведет через улицу собака. Калифорния, Сан-Рафаэль, летний день, маленький тенистый переулок. Помню, показалась машина.

И не останавливается.

— Эй! — заорал я.

Машина затормозила; человек взглянул на меня. На миг все замерло.

— Мы собаку тренируем, — сказал он сухо.

Женщина за рулем помахала мне слегка; тут я увидел логотип на ее машине — собака-поводырь.

— Ой… — я покраснел, — понятно.

Они вернулись к работе, а я побыстрее удалился. Им было ясно, почему я так сделал, ну и я теперь понимал смысл их действий: нетрудно догадаться, какой натренированной должна быть собака-поводырь, чтобы проводить своего хозяина через проезжую часть. Но не всегда люди так интуитивно понимают друг друга.

Заголовком воспоминаний Гектора Шевиньи 1946 года мог бы гордиться Дали. Хоть выставляйте их на ярмарке и пообещайте огромного плюшевого мишку в качестве приза — все равно никто не догадался бы, о чем там речь. Возможно, отчасти и поэтому они переиздаются пятьдесят лет. Уверяю вас: «У моих глаз холодный нос» — чтение, заслуживающее уважения!

«Как собака ведет вас, откуда ей известно, куда надо идти? — рассуждает Шевиньи. — Кажется неправдоподобным, но человек посреди бела дня может осмелиться перейти Лексингтон-авеню, ведомый всего лишь маленьким животным». Уж он-то понимает, о чем пишет: за год до этого у сорокалетнего сценариста неожиданно произошла отслойка сетчатки, и он совершенно ослеп. Столкнувшись с абсолютной зависимостью от собаки по кличке Виц, он прикидывает, как скомандовать ей «больница на углу Лексингтон и Пятьдесят первой» — на всякий случай.

Идея о том, что инвалид может практически во всем положиться на собаку, была чем-то новым. Появились собаки-поводыри в результате кошмаров Первой мировой: после того как тысячи немецких солдат ослепли от горчичного газа, фосфорных бомб и шрапнели, школы для собак-поводырей стали открываться в Германии и Швейцарии в начале 1920-х. Первые немецкие собаки-сопровождающие просто… ну, просто сопровождали. Они могли водить ветеранов по хорошо размеченным дорожкам, не давая им заблудиться. Потом на основе этого скромного начала выросли собаки в оранжевых попонах, которые могли перевести незрячего через улицу, предупредить неслышащего об автомобильном сигнале или дверном звонке, помочь парализованному. Лучший друг человека, однако, действительно должен быть другом: если вы терпеть не можете собаку, то она вам не помощник.

«Собак не нужно тренировать помогать слепому, они сами к этому склонны, — отмечает Шевиньи. — Собаку не одурачишь».

Вот вам еще один, не менее таинственный заголовок — книга «С точки зрения коровы». Она готовилась к изданию вскоре после «У моих глаз холодный нос». К счастью, перед публикацией заголовок сменили на «Мышление в картинках», и под этим названием книга известна до сих пор. Автобиография аутичной Темпл Грэндин имеет не меньшее значение, чем мемуары слепоглухой Элен Келлер[49]. Данная книга открывает всему «нейротипичному» миру огромную и совершенно неизвестную область жизненного опыта. Эта область — аутизм. Для Грэндин это не экзотика, а ее собственная, обычная, повседневная жизнь. Ее страстный исследовательский интерес — поведение животных. Изначальное название книги, несколько неуклюжее, приоткрывает окошко к этой ее основной теме.