Де Бюсси и инфанта

Король не принял моё приглашение переночевать в замке, по правде – чересчур аскетическом для августейшей особы, предпочёл шатёр, свежий воздух и удобства на опушке леса. К ночи прислал посыльного с первой сотней тысяч злотых, и не сходить мне с места, если это не те самые деньги, что заготовил Радзивилл. Остальных пришлось дожидаться до конца августа. Отправив гонца в Роттердам, я отдал команду покинуть замок только пятого сентября.

Старик Свидерский провожал меня как родного! Когда бы ему ещё представился случай стоять на крепостной стене, слушать свист ядер и пуль, пару раз даже кидаться на литовцев, размахивая саблей, правда, подраться по-настоящему ему не дали… Всё равно, получилось самое захватывающее приключение со счастливым концом и аудиенцией у его величества.

А у меня начинался следующий этап жизни. Каждый новый – рискованнее прежнего.

Глава 20. Измена

Мы не доехали даже до Берлина.

С получением денег я начал опасаться свою испанскую охрану больше прежнего. Всё время был начеку и заставил голландцев не спускать с наёмников глаз. Дон Альфредо тоже не расслаблялся ни на секунду. Но меня переиграли.

Хуан де Вильялонги поравнялся со мной и неожиданно прыгнул прямо из седла. Я опомнился только на земле и с кинжалом у горла.

Он очень хорошо подготовился. Испанцы окружили голландцев и поляков, обнажив клинки. Краем глаза я увидел дона Альфредо, его скрутили вдвоём. Пока разоружали не вовлечённых в заговор, ко мне притопал командир прусских наёмников и завёл разговор, будто сидел со мной за одним столом, а не возвышался перед поверженным пленником с ножиком у шеи.

– Герр де Бюсси! Спешу заверить: мои ландскнехты в заговоре не участвуют. Но вы не сможете платить нам содержание. Мы уходим. Ауф видерзейн!

Хотелось крикнуть – ты же подписывался охранять меня и моё имущество… Да, подписывался, но от нападений. Здесь иной случай – внутренний бунт. Надо было предполагать, учесть предыдущий инцидент, когда в замке Свидерского распоясался другой Вильялонги, пруссаки заняли позицию наблюдателей. А у стены и во время вылазки германцы рубились в первой линии, причём очень хорошо. Вот и пойми этот сумрачный тевтонский разум!

Голландец, брошенный рядом со мной со связанными руками, одними глазами спросил: что теперь? Я пожал плечами. Конечно, нападение мы прохлопали. Кое-что я предпринял, не исключая подобного поворота, но хватит ли заготовленного…

Высоким голосом котёнка с зажатым в двери хвостом заверещал ван Роотен, испанцы добрались до денег Стефана Батория и остатков походной кассы. Их радостный гогот перекрыл стенания казначея.

Лейтенант отпустил меня, конфисковав шпагу и пистолеты.

– Что теперь, де Вильялонги? Делите награбленное и разбегаетесь?

Они распотрошили даже седельные сумки моего жеребца.

– Ничуть, ваша светлость. Я – не грабитель с большой дороги, как мой кузен, мир его праху, и не собираюсь мстить за него. Только исполняю приказ штатгальтера сеньора Хуана – доставить серебро протестантов в Брюссель для выплаты жалованья испанской армии.

– Вот как? Но снаряжение экспедиции производилось пенсионарием Роттердама, я отвозил его письмо сеньору Хуану. Сомневаюсь, что королевский наместник так просто разорвёт договорённости… У меня есть предложение: еду с вами в Брюссель и сам выскажу штатгальтеру своё мнение.

– Как вам угодно.

– Но только кормите и оплачиваете дорогу вы – касса-то в ваших руках.

С этим не всё получилось гладко. Благородные сыновья Пиренейского полуострова, запустив лапы в серебро, отказались с ним расставаться. Лейтенант вздёрнул двоих прямо в лесу, где и совершил нападение.

Утратив деньги, я потерял и командование. Испанцы сохраняли какие-то остатки уважения, но не более того. Будучи в самом нерадостном положении духа, я приступил к подсчётам. За минусом повешенных и раненых, у бунтовщиков в строю семьдесят четыре человека. Голландцы, поляки и три «моих» испанца дают тридцать девять душ личного состава, себя не сбрасываю со счетов, итого сорок, но разоружённых. Нет, кое-какое оружие я припас, и некоторые меры предусмотрел, но всё равно – изменников гораздо больше. Ждать…

Первая же остановка увенчалась пиром для вояк, на угощение и выпивку лейтенант не жалел польского серебра. Нас запер и приставил десяток трезвых охранников.

Испанцы ехали не торопясь и с удовольствием, рассчитывая прибыть в Брюссель где-нибудь к концу октября. Их медлительность была мне на руку. Должна была сыграть на руку, но я не учёл паршивого обстоятельства – антверпенские испанцы подрались с брюссельскими, первые обоснованно ожидали, что их обсчитают при погашении долгов, если деньги приедут в Брюссель.

Никого на этот раз не прибили и не повесили. Де Вильялонги унял потасовку, решившись на уступку. Он обещал сделать остановку на две недели у Бранденбурга – подлечить раненых.

Поэтому октябрь мы встретили в центре германских земель, в полевом лагере. К ранам прибавились болезни. С оружием и для охраны моего серебра не наберётся и полсотни человек в строю, любое баронское ополчение нас сомнёт и заберёт добычу.